Кокон

Тогда мы только начали встречаться, этот разговор случился в кафе неподалеку от университета. Не выпуская изо рта соломинку, я подняла голову и оглядела Тан Хуэя. Впервые мне показалось, что мы друг другу не подходим, в нем было обостренное чувство справедливости, которым я никогда не отличалась. Тан Хуэй, наверное, тоже понял, что я вылепила из папы кумира, мало напоминающего реального человека. Существование этого кумира создавало неясную угрозу нашим отношениям. А значит, кумира следовало уничтожить. Тан Хуэй считал, что ему это под силу, что это всего лишь вопрос времени. Он был оптимистом, и этим, наверное, мы больше всего и отличались друг от друга.

Мама никогда не вспоминает о поездках в Москву. У нее будто случился провал в памяти, все события тех лет оказались стерты. Иногда она не может даже вспомнить, что целый год прожила в Пекине, а о Москве и подавно. Несколько лет назад я стала разыскивать людей, которые в девяностые ездили торговать в Россию, успела со многими познакомиться. Одна из них – тетушка Лин, она хорошо знала моего папу. Супруги Лин, как и многие другие, в девяностые сколотили большой капитал, но с развитием авиаперевозок их бизнесу пришел конец. Найти еще один столь же простой способ обогащения они не смогли, так что просто сидели сложа руки и тратили накопленное. Потом муж тетушки Лин завел молоденькую любовницу, спустил на нее много денег. Глядя, как последние семейные накопления уходят в дыру, тетушка Лин стиснула зубы и подала на развод и раздел имущества. Квартиру, которая отошла ей после развода, тетушка Лин сдавала, сама переехала в пригород и жила на ренту. За последние годы Пекин очень вырос, пригород, в котором поселилась тетушка Лин, скоро тоже присоединили к городу, и постоянно растущие цены на жилье вынудили ее переселиться еще дальше. Чтобы добраться до ее дома, мне пришлось сначала проехать до конечной станции метро, а оттуда ловить частника. Тетушка Лин жаловалась, что в Пекине теперь живут одни приезжие, что город сильно изменился. Она очень тосковала по Пекину девяностых, по его танцевальным залам, барам, магазинам “Дружба”, валютным сертификатам, поездам, отправлявшимся в Москву. Младенческий этап развития мегаполиса подарил тетушке Лин лучшие годы ее жизни. Днем в пригороде стоит удивительная тишина, воздух прохладный и тусклый. Сидя у окна в маленькой гостиной, тетушка Лин рассказывала истории из прошлого, и казалось, что это постаревшая придворная дама сидит у городской стены, вспоминая былое.

– В те годы поезд К-3 был точь-в-точь как ларек на колесах: где остановится, там мы и торгуем. Выехали за границу и дальше на подходах к каждой станции тащим к окну баулы с пуховиками и кожаными куртками. На перроне толпятся русские, поезд еще не остановился, а они уже ломятся к вагону. Стоим самое большее десять минут, спускаться времени нет, так что просто открываем окна в купе, через них и торгуем. По-русски знаем всего пару фраз, объясняемся где словами, где жестами, шевелиться надо быстро, берешь деньги, суешь их в баул под ногами, даже не пересчитывая, из него достаешь шмотки и бросаешь в окно. Иногда попадались обманщики, схватит твой товар и бежать, а ты стоишь и глазами хлопаешь, не побежишь ведь следом. Папа твой однажды на такого нарвался, у него выхватили из рук целую сумку с товаром, а он прыгнул из вагона и давай догонять. Долго бежал по перрону, так и не догнал. Поезд уже отправляется, тут он понесся назад, еле успел зацепиться за поручень и на ходу заскочить в вагон, чуть на той станции не остался…

От воспоминаний мутные желтые глаза тетушки Лин заблестели. На секунду она будто снова очутилась на одной из станций по пути следования поезда К-3 и впала в суматошное возбуждение. Я отвернулась и перевела взгляд за окно. Чтобы справиться с желанием оборвать тетушку Лин, мне приходилось постоянно курить, отупело глядя на сыплющийся с сигареты серый пепел. Рассказ тетушки Лин выглядел очень правдоподобно, и это правдоподобие ранило мою гордость. Я не могла представить, чтобы папа тащил к окну пуховики, высовывался наружу и зазывал покупателей, а потом гнался по перрону за воришкой, да еще цеплялся за поручни, чтобы на ходу заскочить в вагон. Да, я отлично понимала, что папа был перекупщиком и челноком, но все равно не хотела знать, как именно он сбывал свой товар.