Читаем Кокон (СИ) полностью

Прошло полгода с тех пор, как Акаши попал в больницу. Он так и не пришёл в себя, находясь всё в том же состоянии. Доктор сказал, что за это время не было никаких изменений, и неизвестно, сколько он ещё пролежит так. Куроко навещал его всего лишь раз и, похоже, был единственным из тех, кто знал Сейджуро. За это время ненависть к нему утихла, парню даже стало жаль своего брата, однако он не видел его так часто, как хотел бы. Интенсивные тренировки, подготовка к экзаменам… Он закончил второй класс старшей школы и благополучно перешёл в третий. Выпускной оказался не за горами, а Куроко абсолютно не знал, что делать после окончания школы.


«Наверное, если бы Акаши-кун был рядом со мной, он бы помог определиться с выбором, – грустно подумал Тецуя, поглаживая Юкимару по морде и подкармливая его сладостями. После того, как Акаши забрали, конь долго болел. Тецуя даже думал, что тот не выкарабкается, однако Юкимару поправился и снова принялся ждать своего хозяина. Может быть, и Акаши также сможет выбраться оттуда когда-нибудь.


– Ты скучаешь по нему, верно? – мягко спросил Куроко, расчёсывая пальцами его гриву. – Наверное, ты единственный, кому Акаши-кун доверял. Я думаю, что был худшим младшим братом. Если бы я не появился в его жизни, сейчас бы он был здесь, рядом с тобой, – юноша тяжело вздохнул и, опустившись в высокий стог сена, взял в руки скрипку, которую принёс с собой. Он осторожно протёр весь футляр, а потом, подумав, что надо убрать пыль и внутри, открыл его.


К самой скрипке он притрагиваться боялся – на его счастье, та была укрыта алой тканью, поэтому не пропылилась. Тецуя уже хотел закрыть футляр, как на глаза ему попался белый уголок бумаги, торчавший из-под обивки.


– Что это? – он потянул за него и достал небольшой листок, сложенный пополам. – Похоже на письмо… – рассеянно произнёс юноша. – Это почерк Акаши-куна, но я не помню, чтобы он когда-либо писал письма. И адресовано мне? – изумился Куроко, видя наверху своё имя.


«Тецуя. Если ты читаешь это письмо, значит, со мной что-то случилось. Скорее всего, я уже мёртв, ведь будь я жив, никогда бы не позволил тебе прочитать это. Спросишь, зачем я это написал? Наверное, потому что до последнего надеялся, что ты хоть немного, но сможешь понять меня. Ты не хотел слышать моих слов, я подумал, что, возможно, ты сможешь увидеть их.


Я никогда не лгал тебе, а сейчас тем более не лгу. Тот вечер стал самым страшным в моей жизни. После матча с Шутоку я случайно увидел вас с Кагами, понял, что ты принадлежишь ему. Тогда мне показалось, что весь мир рухнул – ведь ты больше не мог стать моим. Я бродил по городу, не видя дороги и не ощущая дождя. А потом… столкнулся с Кагами. Сам не понимаю, как это произошло. Он подтвердил мои опасения, сказав, что вы – пара. Я почувствовал, как вскипает кровь в моих венах, как ярость и боль наполняют моё тело. Я готов был уйти, но что-то удерживало меня на месте. Потом мой разум поглотила тьма.


Я не помню, что было дальше, Тецуя, действительно не помню. Я очнулся уже под утро рядом с его телом. Когда я увидел, что он лежит холодный и весь в крови, то ощутил неподдельный ужас. Мне стало страшно, Тецуя, как никогда в жизни. Я хотел вызвать полицию и сдаться добровольно, но моё тело не слушалось меня. К тому же, разум противился: ведь я не помнил, как совершал убийство. Почему убийцей должен быть я? Ведь возможно, что Кагами убил кто-то другой, а я просто оказался не в том месте и не в то время…


Я знаю, Тецуя, я поступил ужасно, спрятав его тело и не сказав ничего тебе, зная, что он твой истинный альфа. Да, это подло, но я надеялся, что после его смерти смогу сделать тебя своим. Те эгоистичные чувства, что родились во мне с первой минуты нашей встречи до сих пор живы. Это они виноваты в смерти Кагами, из-за них я ослеп и потерял себя. Но он не отпускал меня. Кагами преследовал меня каждую ночь и сказал, что исчезнет, когда ты узнаешь правду. Что ж, вот ты и узнал её и возненавидел меня, как я и думал. И ты прав, Тецуя. На твоём месте я сделал бы то же самое. Что теперь будет со мной – я не знаю, но чувствую, что силы уходят с каждым днём. Я хочу избавиться от этих чувств, что причинили столько боли тебе и мне. Будь я альфой, я бы справился с этим, но я не нужен ни отцу, ни тебе. Я буду рад, если ты найдёшь себе другого достойного альфу и жалею лишь, что оставляю Юкимару на произвол судьбы. Пожалуйста, позаботься о нём. Это единственное, о чём я тебя прошу.


Твой брат, Акаши Сейджуро».


– Акаши-кун… – Тецуя заметил, что буквы начали расплываться перед глазами. Он зажмурил глаза, и пара горячих капель упала на бумагу, размывая чернила. В горле стоял такой ком, что было больно дышать, а воздуха не хватало. Цепляясь за стойло, Куроко поднялся на ноги и, покачиваясь, вышел на улицу, пытаясь вдохнуть полной грудью. Не вышло. Что-то сдавливало его грудь и горло, не позволяя сделать вдох.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство