Читаем Кокон (СИ) полностью

– Сейчас здесь никого нет. Выпусти пар на мне, – Тайга развернулся к нему и указал на свою грудь. – Как ты это сделал тогда.

– Я не хочу выпускать пар подобным образом, Кагами, – сквозь зубы прошипел тот. – Не хочу превращаться в монстра!

– Что ж, тогда я помогу тебе расслабиться, – ухмыльнулся тот и, схватив Сейджуро, завалил его. Не ожидая такого нападения, Акаши не устоял на ногах и рухнул прямо на стол, где лежали его сёги. Он не почувствовал боли, хотя упал на коробку, а несколько фигур впились в спину и руки.


– Всегда мечтал так сделать, – прорычал Кагами и, замахнувшись, от души заехал кулаком по лицу Сейджуро, разбивая его губы в кровь. Акаши почувствовал, как ярость и злость вспыхнули в нём с новой силой и окатили горячей волной, однако он не ответил, а лишь прямо смотрел на Кагами.


– Только не говори мне, что ты этого заслуживаешь! – разозлившись, тот схватил парня за грудки и, подняв на ноги, приложил к стене. Акаши буквально услышал, как хрустнули его кости, затем почувствовал ещё один удар, затем ещё и ещё…


– Давай же, выходи! Покажи свою истинную сущность! – последний удар вышел самым мощным, и Акаши, ощутив, что задыхается от ярости и боли, внезапно понял, что внутри него что-то произошло. Что-то лопнуло и начало выливаться наружу, сливаясь с его кровью и заполняя тело. Он мгновенно почувствовал нечеловеческую силу и такую власть, что готов был свергнуть весь мир. Это чувство абсолютного превосходства и вседозволенности пьянило и погружало разум в небытие. Тело двигалось само и не нуждалось в приказах хозяина. Потому что теперь у него был другой хозяин.


– Наконец-то… – восторженно прошептал Кагами, видя перед собой пылающие золотистые глаза. Акаши отбросил его с такой силой, что Тайга отлетел на другую сторону гостиной. – Вот мы и снова встретились, господин альфа, – он облизнул солоноватые губы и криво усмехнулся, видя, что Сейджуро снова наступает на него. – Теперь бой будет равным…


========== Прогулка ==========


Он лежал на сырой земле, лицом вниз, вдыхая затхлый запах опавшей листвы. Открыв глаза, Акаши увидел перед собой лишь тьму, и только через минуту разобрал перед своим носом изогнутые корни деревьев, что были в земле и над ней. Перевернувшись и сев, парень изумленно огляделся по сторонам и понял, что находится в лесу. Утро только занималось, редкие лучи едва проскальзывали в чащу.


Поднявшись на ноги, юноша покачнулся и прижался к широкому стволу ближайшего дерева. Ему было холодно, а изо рта валил пар. Но это волновало его гораздо меньше чем то, как он здесь очутился.


– Я же был у себя дома… – ошеломленно выдохнул Сейджуро, поустойчивее вставая на ноги. Они с Куроко играли в сёги, затем он остался один, а потом пришёл Кагами.


«Он набросился на меня, и я почувствовал, как что-то иное завладевает мной. Но почему же я оказался в лесу?»


Так и не вспомнив, Акаши снова осмотрелся, пытаясь понять, в какой же стороне находится его дом. Стало немного светлее, и парень вдруг увидел, что кора дерева, возле которого он стоял, буквально рассечена глубокими порезами, словно её разодрал дикий зверь.


«Медведь, не меньше, – глядя на царапины, подумал Акаши. – Но они здесь не водятся. Что же тогда…» – он приложил ладонь к этим следам, и увидел, что кончики его пальцев содраны в кровь. Не веря своим глазам, Акаши отнял руку и приблизил обе ладони к глазам. Так и есть. Все десять пальцев окровавлены, а кожа на ладонях исцарапана и ободрана. И расстояние между этими царапинами на коре такое же, как между его пальцами…


– Не может быть… – сопоставив все факты, Сейджуро пришёл к ужасающему выводу. Он смотрел на свои ладони несколько минут, пытаясь понять, зачем же это сделал, и как вообще оказался в лесу.


«Бесполезно. Я снова ничего не могу вспомнить. Может быть, Кагами что-то сделал со мной? – торопясь домой, размышлял Акаши. – Если подумать, то перед тем, как я отключился, будто видел своё отражение, но с жёлтыми глазами. И он назвал меня альфой… Правда ли, что я мог быть им? Хотя бы на несколько мгновений…»


В доме стояла тишина. Сейджуро, чувствуя себя вором, осторожно проник внутрь, прошел в гостиную и осмотрелся. Удостоверившись, что здесь всё в порядке, он бесшумно поднялся на второй этаж и скрылся в ванной. Его пальцы до сих пор кровоточили, да и остальные ранки были ещё свежими. Вымыв и продезинфицировав ладони, он перевязал каждый палец и вернулся в свою спальню, после чего лёг на кровать. Спать ему не хотелось, хотя ещё было раннее утро, думать он тоже не мог, поэтому просто лежал и смотрел в потолок, пока дом не наполнила жизнь.


– Что это? – за завтраком Тецуя невольно улыбнулся, глядя на перебинтованные пальцы Акаши. – Ты решил последовать примеру Мидоримы-куна?

– Не совсем, – уклончиво ответил тот и, взяв в руки вилку, внезапно уронил её, понимая, что пальцы совсем онемели. Вдобавок к этому, бинты начали окрашиваться кровью, и Куроко взволновался не на шутку. Он подбежал к Акаши и, присев подле него, взял его кисть в свои руки.


– Где ты так поранился? – ужаснулся Тецуя, видя его увечья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство