Кокосовое молоко

Действительно, многочисленная дамская комиссия состоит почти из одних старух. Дамы увешаны ладанками, четками и освященными образками. У некоторых даже хоругви.

Мы садимся в специальный вагон, и караван трогается.

Дамы болтают и, чтобы их было слышно, чуть ли не кричат, так как все говорят одновременно. Колеса аккомпанируют хору их голосов монотонным и торжественным стуком.

Разумеется, падре пользуется большим успехом, чем дон Руперто и я. Дамы теснятся вокруг него, как куры вокруг петуха, ухаживают за ним, осведомляются о здоровье, хотя лицо у него уже веселое, не знают, как его обласкать. Они вытаскивают корзины с провизией, появляется несколько искрящихся бутылок.

— Хотите стаканчик вина, падре? Это сан-рафаэльское, — говорит ему одна еще не очень состарившаяся дама.

— Нет, дочь моя. Potoribus… Или лучше без латыни, словами Иисуса: «Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда стану пить с вами новое вино в царствии божием».

— Хотите бутерброд с чертовой ветчиной?

— И бутерброд не хочу, дочь моя. И не по причине названия, а потому, что немного нездоров. Ешьте и пейте, а я с вами за компанию буду пить свое лекарство.

Получив разрешение, каждая, разумеется набрасывается на свою провизию. Идет обмен закусками и сладостями. Дон Руперто откупоривает несколько бутылок церковного вина и переходит от скамейки к скамейке, галантный и говорливый.

Падре внезапно запевает:

Дар небес, вино хмельное!
С ног собьешь и наземь свалишь,
Ползать ты меня заставишь, —
Хмель твой славлю все равно я.

Это вызывает овацию. Право же, старик смахивает на мальчишку. От смеха у некоторых дам даже слезы навертываются на глаза.

— Хватит, дети мои, хватит! Пес побери! Теперь помолимся на святых четках.

— Правильно, падре.

— Ах, и в самом деле. Пусть падре начинает.

— Начнем, дети мои. Осеним себя крестом… (Мы крестимся.) Радостные таинства воплощения сына божия. («Аве Мария» и «Отче наш».)

Все мы молимся с большим усердием.

Корда четки кончаются, он спрашивает, который час, и принимает лекарство.

Затем все начинается снова, так как падре не фанатик и — пес побери — христиане могут, не оскорбляя господа, делать свою жизнь приятной. Не все же в ней слезы и страдания — этого еще не доставало!

— Ты правильно говоришь, Чепита, но не надо все принимать близко к сердцу. Пес его побери! Послушайте-ка вирши одного вашего покорного слуги:

Перезрелая сеньора
Богородицу молила:
— Дай мне, страждущих опора,
С кем бы страсть я утолила.
Чтоб внушить старухе страх,
Богомолке безутешной
Прошептал священник нежно
Голосом Младенца так:
«Не вступай с мужчиной в брак!»
Но святому алтарю
Дама крикнула визгливо:
«Замолчи, балбес сопливый,
Не с тобой я говорю!»

Снова раздалась овация. Некоторые дамы даже пожаловались, что у них разболелся живот. Ай-яй-яй! Ну и забавник! Нет, вы видали что-нибудь подобное? Ах, падре Вальбуэна! Господи, если бы все священники были такие!

Одна старушка, умирая со смеху, повторяла между приступами кашля:

— Пес его побери!

— Хватит, дети мои, будьте благоразумны. Я приму лекарство, а потом мы еще раз помолимся по четкам. Не все же нам смеяться.

Но теперь дамы уже выходят из повиновения.

— Прочтите нам еще стихи.

— Да, да, еще.

— Еще, падре.

— Нет, после молитвы.

* * *

Мы прибываем в порт.

Пароход уже стоит на якоре. Он молодцевато покачивается среди густой синевы моря.

Мы спрашиваем про монахинь, и нам отвечают, что они высадились два часа назад и находятся в гостинице. Отправляемся туда.

Встреча очень сердечная. Дамы из Сонсонате сумели чудесно выполнить свою задачу. Монахини, кажется, очень довольны и растроганы. Любезные объятия дам, чарующие фразы и обстоятельная речь, с блеском произнесенная доном Руперто. Ему долго аплодируют. Падре выражает свой восторг звучным поцелуем и двумя оплеухами, которые он закатывает оратору. Тот в испуге отбивается, уши у него горят от шлепков.

Затем подается легкая закуска, которой дамы потчуют монахинь и ребятишек местной бедноты. В коридорах гостиницы полно народу.

Монахини — их четыре — хоть уже в летах, с виду походят на девочек. На скверном испанском языке они расспрашивают нас обо всем, что видят и слышат.

Падре подходит к ним с несколькими стаканами немецкого пива. Нет, нет, они не пьют. Они знают, что это такое, спасибо. Нет, нет, падре, большое спасибо. Но священник продолжает настаивать и не выдерживающие его назойливого напора монахини просят стакан какого-нибудь другого «шегбета».

— Вы не пьете пива, доченьки? Тогда я угощу вас стишками.

— Просим, просим! — закричали две глупые старушки.