– Кости. – Жрица нахмурилась, затем подхватила один из блуждающих огней. – Возьми его.
Языки пламени мигнули, и юноша недоверчиво посмотрел на неё.
– Что?
– Протяни руку, – велела Сандра.
Стейнер выполнил просьбу, и женщина передала ему огонёк. Язычок пламени с бледно-голубым кончиком переливался прямо над протянутой ладонью, не излучая тепла.
– Хорошо, – всё, что она сказала.
Затем жрица опустилась на колени и принялась рыться в чёрном бархатном мешочке на бедре. Разложив квадратный лоскут ткани, Сандра разгладила складки.
– Кости – это способ предсказания. Не бывает двух одинаковых толкований. – С глубоким вздохом Сандра подняла руку, раскрыла ладонь и показала содержимое.
На ней лежали маленькие хрупкие кости, крошечный медный лист, старая ржавая монета и напёрсток.
– Здесь не только кости, – заметил Стейнер.
– Что же ты, северянин, всё так буквально воспринимаешь? Сотни лет мы пользовались только костями, но в последнее время всё чаще берём и другие предметы.
– Ясно.
Стейнер вспомнил скептицизм Тифа. Всё это и вправду казалось бессмыслицей.
– Сосредоточься и придумай вопрос, на который хочешь получить ответ.
Кузнец подумал об отце, но мысли в мгновение ока переметнулись к Хьелльрунн. Интересно, они когда-нибудь увидятся снова?
Сандра сложила ладони, встряхнула содержимое и бросила на бархатную ткань.
Стейнер поднял брови, затаив дыхание.
– И? Что там?
– Череп птицы обращён в сторону от рун – дальнейший путь неясен. – Сандра глубоко вздохнула и нахмурилась. – Наперсток упал стоймя – что-то и кто-то заперт.
– Заперт? – Стейнер закатил глаза. – Да тут и гадать не нужно.
Покачав головой, Сандра продолжила:
– Монета легла далеко от жетонов…
– У моей семьи деньги никогда не водились, – подметил Стейнер.
– А медный лист попал под крыло вороны.
– Хьелльрунн всегда любила лес. Вероятно, лист её олицетворяет.
– Похоже, неизвестный источник предоставит ей защиту, – изрекла Сандра, как непреложную истину.
Стейнер не мог избавиться от недоверия и понял, что жрица уловила его скептический взгляд. Она сгребла кости и собралась уходить. Юноша почувствовал, что вся церемония оказалась сплошным разочарованием – он не приблизился к ответам ни на малюсенький шаг.
Ловким движением Сандра перехватила огонёк у него с руки и удалилась в расщелину в стене.
Будь на его месте Хьелльрунн, она была бы вне себя от радости, но Стейнер ощущал лишь страшную усталость.
– Сандра? – позвал он, лёжа на мешковине.
– Да? – отозвалась жрица. Её мрачное лицо освещалось мертвенным пламенем, когда она вновь появилась в комнатке.
– Спасибо за жилище. И за гадание. Я не уверен, нашёл ли ответы, но всё равно спасибо.
Сестра Тифа кивнула.
– Твой путь неясен, но он будет тяжёлым. Дорого тебе придётся заплатить. А сейчас ложись спать.
С этим пламя погасло, оставив Стейнера во тьме нового пристанища.
15
Хьелльрунн
«Император не терпит оставлять дела незавершёнными, ежели только в назидание и для устрашения. Те, кто теряют веру в великое объединение Винтерквельда, остаются на Владибогдане, пока не изменят взгляды. Те же, кто так и не продемонстрировал необходимого уровня преданности, обречён влачить существование на острове до бесконечности».
Жизнь в Циндерфеле вернулась в привычное русло. Испытания походили на смену времён года: наступала суровая неизбежность, подобно сокращению дня в осеннее время или ужасной стуже в середине зимы. И если горожане вновь погрузились в привычную колею повседневных дел, то жизнь Хьелльрунн сильно изменилась. Школьные дни для неё закончились, и всё, что осталось – дом и несметное количество задач: начищать полы, складывать дрова, стряпать, драить, шить. Свои обязанности Хьелль выполняла в тишине, пока отец спал допоздна или же трудился в кузнице. Ко сну он отходил только после кружки эля или медовухи.
– Дров осталось мало, – сообщил Марек за ужином.
Морщины на его лице прибавляли лет пять к возрасту. Борода выглядела неопрятно, одежда была помята. Никогда в их семье не водились деньги в изобилии, но с отъезда Стейнера и их стало не хватать. Хьелльрунн глянула на опустошённые кувшины в углу.
– Знаю. – Марек потёр лоб тыльной стороной кулака. – Я брошу это дело.
– Какое? – Хьелльрунн посмотрела на отца, не сводящего глаз с пустой миски. Пальцами он перебирал хлебные крошки, застрявшие в досках стола.
– Медовуху. Я брошу пить.
Марек замолчал. Ветер снаружи стонал, завывал, обрушиваясь порывами на крыши домов затерянного городка.