Колдовской мир. Год Единорога

Толчок – и мы опять понеслись куда-то. Опять я ощутил жуткий холод, опять нас пронесло через какой-то немыслимый барьер. Потом появился свет – слабый, мутный, тем не менее с непривычки я заморгал. Свет шел снизу, потом он стал разрастаться, становиться ярче, нас несло к нему под воздействием чьей-то воли. Чьей воли? И зачем?

Затем последовал удар такой силы, что меня оторвало от Гафии и унесло в сторону под другим углом. Я смотрел вниз с высоты птичьего полета и ощущал себя птицей.

Внизу я увидел круглую каменную площадку, отливающую ярким серебром, так как ее освещала луна. В центре ее было белое пятно, такое яркое, что если бы я мог, то прикрыл бы глаза рукой. Но тело опять отказывалось мне подчиняться. На камне кто-то лежал. Женщина. Длинные волосы ее были распущены. На ней не было одежды, и сначала я подумал, что она мертва, потому что она не шевелилась.

По углам площадки стояли четыре колонны, каждую из них венчал лунный знак, такой же как и в Святилище нашей долины. Возле каждой колонны колебались какие-то призрачные фигуры, очень похожие на человеческие. При моем приближении фигуры эти материализовались.

Это были мужчины. Все, как и женщина, обнажены. Каждый сжимал в руках палку. Они беспрерывно переминались с ноги на ногу, будто маршировали или пританцовывали, оставаясь на месте. Я ощутил царившее здесь возбуждение.

Из тени вышла еще одна фигура. Темное тело, как клякса, выделялось на фоне полированного серебра, созданного лунным светом. Кубок в моих руках ожил, потеплел, стал горячим. Он словно злился, наливался гневом.

Я должен был стать инструментом, орудием в руках Тьмы, чтобы подделать заклинание, исказить Свет. И я не в силах был противостоять им.

Эта черная фигура, вихляя и покачиваясь в танце, пошла от одной мужской фигуры к другой, останавливаясь на мгновение перед каждой, высоко вздымала тощие, как у скелета, руки, совершая, по-видимому, какое-то заклинание. При этом каждая фигура у столба становилась все более и более реальной, словно в нее вливались свежие могучие силы. Женщина на алтаре то ли глубоко спала, то ли была зачарована и, по всей видимости, не имела понятия о том, что́ происходит.

Я спустился уже так низко, что мог видеть лица всех находившихся на площадке, кроме темной фигуры, двигавшейся по кругу и раздававшей энергию. Я эту энергию ощущал. Она струилась возле меня быстрым потоком.

Если танцующие мужчины и заметили меня, то виду не подали. Я опустился на землю, ступил на площадку, на серебристые блоки возле алтаря, посмотрел вниз и увидел – Айну!

Это была уже не та девушка, что ехала в повозке Гарна. Она непонятным образом изменилась. Губы ее, темные на фоне бледного лица, были не красными, а черными в лунном свете. Они слегка улыбались. Ей что-то снилось. И во сне она была очень счастлива. Та робкая девушка, которую я знал, никогда не испытывала такого чувства. Она шарахалась от людей, возможно, из страха перед отцом, беспрекословно ему подчиняясь, не смела поднять ни на кого глаз.

Айна – жертвоприношение. Я знал это без подсказки. То, что происходило, совершалось по воле зла – Тьмы, такой же черной, как и место, из которого меня вырвали.

Я стоял с кубком в ладонях, ощущая, как он с каждым мгновением нагревается. В его металлическом сердце, должно быть, полыхало пламя: пальцы мои обжигало. Он защищался от того, что здесь происходило. Серебряное лицо засветилось, из глаз брызнули серебряные пучки света – белые, как луна над головой, но в чем-то другие.

Танцующая фигура, все еще бесформенная в многочисленных черных, как ночь, одеяниях, отошла от последнего мужчины и направилась ко мне, покачиваясь и подпрыгивая. Тень, падавшая от капюшона, мешала мне разглядеть ее лицо. Однако я знал, что ей о моем прибытии известно и что она заодно с той Силой, которая меня сюда направила.

Опять поднялись руки, широкие рукава упали почти до плеч и обнажили кожу да кости – древнюю кожу, древние кости. Скрюченные пальцы тоже говорили о невероятном возрасте. Эти узловатые, искривленные пальцы потянулись через спящую девушку за кубком. Я яростно вцепился в него, понимая, что только в моих руках талисман в безопасности.

Я старался укрепить свою волю, но направить ее не против той Силы, что доставила меня сюда, – я понимал, что против нее у меня нет ни малейшего шанса, – все усилия мои были направлены на то, чтобы кубок оставался по-прежнему у меня.

Когти впились мне в руку, и я резко высвободился. Должно быть, мои враги не ожидали сопротивления и были удивлены. Может, и кубок, который я продолжал держать, влил в меня Силу, о которой я и сам не подозревал.

Черная фигура сделала вторую попытку схватить кубок. Ее капюшон при этом свалился с головы… Это была женщина, вернее, пародия на женщину. Она была очень стара и безобразна. Изборожденное глубокими морщинами лицо отражало ненависть и пороки. Грязные седые волосы пучками торчали на почти лысом черепе. Когда она открыла рот, чтобы плюнуть на меня и послать проклятие, я увидел в ее рту один или два желтых зуба, больше похожих на клыки Груу, чем на человеческие зубы.