Думала ли Ингварн, что зрение когда-нибудь вернется к ней? Глаза остались целы, но ребенок, принужденный увидеть такие ужасы, отказался от зрения, отказался открыто смотреть в лицо этому страшному миру.
Сейчас зрение вернулось. Хотя ткачихи добивались иного. Они надеялись, что вспышка памяти сокрушит ее. Но подарили не смерть, а новую жизнь.
И тут та, что нанесла ей этот мысленный удар, свесилась вниз, чтобы взглянуть на жертву.
Дайрин задавила в себе страх. В этот раз она не отступит. Она заставит себя взглянуть в глаза новому ужасу. Учение Ингварн проникло в самую глубь ее существа, подготовило к этой минуте, как будто бы Мудрая провидела ее через годы и знала, чем помочь приемной дочери.
Девушка не шевельнула рукой, но ударила в ответ, пронзив возвращенным взглядом уродливую тварь. Отчасти та напоминала кошмарное подобие человека, отчасти – паука, и это бредовое смешение сводило с ума. И эта она, ткачиха, обрушила на Дайрин всю силу своего разума.
Ее большие фасетчатые глаза моргнули. Глаза Дайрин – нет.
– Будь готов, – обратилась девушка к Ротару. – Они хотят нас схватить.
С края ямы протянулись вниз липкие нити паутины, спряденные слугами паучих. Паутина облепила корни, потом накрыла двоих внизу.
– Притворимся пока, – шепнула Дайрин, – будто мы беспомощны.
Он не задавал вопросов, хотя все новые сети ложились на них, опутывая их руки и ноги. Ткань, которой их накрыло, была тускло-серой. В ней не было радужных переливов, которыми наделял шелк мысленный взор Дайрин. Может быть, краски померкли, когда прекрасное изделие обратили во зло.
Пока опускалась паутина, девушка неотрывно смотрела в огромные нечеловеческие глаза – холодные смертоносные глаза ткачихи. Сквозь них глубже и глубже Дайрин вонзала копье своей Силы – Силы, взращенной в ней Ингварн, – в скрывающийся за этими глазами мозг. Хоть и не постигнув всего искусства Мудрых, девушка знала, что у нее нет другого средства нападения – нападения, которое послужит также и обороной.
Не затуманились ли эти выпученные глаза? Дайрин еще не слишком полагалась на вернувшееся зрение.
Сверху больше не падала паутина. Зато за краем ямы послышалось новое движение.
Пора! Собрав все силы, все, что в ней осталось, Дайрин обрушила на ткачиху прямой мысленный удар. Кошмарное туловище скорчилось, из него вырвался крик, в котором не было ничего человеческого. На мгновение ткачиха замерла. А потом мерзкая тварь отпрянула, скрылась с глаз. Дайрин больше не ощущала на себе давления мысли, зато уловила отзвук паники, обессиливающий ткачиху страх.
– Уходят! – крикнул ей Ротар.
– На время, пожалуй.
Дайрин и теперь еще робела перед хозяйками станков. Те не видели в ней достойного врага и, уж наверное, не обратили против нее всех сил. Но, ошеломив и сбив их с толку, они с Ротаром хотя бы выиграли время.
Юноша рядом с ней уже стряхнул с себя последние веревки сетей. Они не налипли на его обмотанное шелком тело и с ее плеч легко упали от первого его рывка. Девушка заморгала. Теперь, когда уже не приходилось устремлять взгляд в глаза ткачихи, Дайрин обнаружила, что смотреть не так-то просто. Чтобы выделить один предмет, сделать его резким, требовалось отчетливое усилие. Этому придется учиться так же, как она научилась видеть пальцами.
Ротар, хоть и кривился при каждом движении левой руки, сумел выбраться из ямы по торчащим корням. Потом спустил вниз свой пояс и вытянул Дайрин.
Выбравшись из ямы-ловушки, Дайрин надолго застыла, вертя головой. Мутные тени под деревьями скрывали их, но они были там – и ткачихи, и прядильщики. Все же она чувствовала, что они еще растеряны, будто утратили единственную направлявшую их силу – волю той, с кем девушка на время совладала.
Все были одного племени с той ткачихой – полулюди-полупаучихи или целиком пауки. Подчиненные воле Великой, управляемые ее мыслями, они были ее орудиями, как бы придатками или членами. Пока Великая вернет себе равновесие, их нечего опасаться. Только надолго ли дана жертвам эта передышка?
Дайрин смутно разглядела светлую полоску впереди – солнце пробивалось сквозь сумерки обернувшегося злом леса.
– Идем! – Ротар крепко сжал ее руку, потянул за собой. – Там виден берег.
Девушка подчинилась, позволив увести ее от обезглавленной паучьей стаи.
– Сигнальный костер, – говорил он. – Дай мне только его разжечь, и капитан тут же подведет судно.
– Почему ты пришел один – из всей команды? – вдруг спросила Дайрин, когда они вырвались из тени в жесткий блеск освещенного солнцем песка. Ей пришлось прикрыть глаза ладонью от этого блеска.
Сквозь пальцы она видела, как Ротар пожал плечами.
– Мертвецу не страшно умирать. Был шанс тебя найти. Капитан не мог им воспользоваться – он слишком ослабел от колдовства того мерзавца. Никому другому он не верил…
– Кроме тебя. Ты называешь себя мертвецом, но ты живой. Я была слепой – теперь я вижу. Думаю, Устурт вернул нам обоим то, чем не стоит так легко разбрасываться.
Его угрюмое лицо, слишком старые для юноши, слишком рано погасшие глаза осветились легкой улыбкой.