Главным в этих повторяющихся видениях был для нее красноватый песок, окружавший озерцо, как мягкое старинное золото в изделиях ее народа окружало оправой драгоценные камни. Этот песок притягивал ее – один только песок.
Дважды с восходом Сияющей она вдруг просыпалась не в доме Келва, а под открытым небом и со страхом понимала, что не помнит, как оказалась там. Ее пугала мысль забрести во сне в трясину и сгинуть навеки. Турсла стала бояться ночи и сна, но ни с кем не делилась тяготившими ее страхами. Как будто сам Вольт наложил гис на ее мысли, обет молчания на уста. Она тревожилась и не находила себе места. Островок ее клана виделся ей тюрьмой.
Настала ночь ярчайшего блеска Сияющей, когда женщины племени собирались, чтобы омыться в сиянии Ее светильника (такое омовение бодрило тело и готовило его к деторождению, а детей было слишком мало). Но Турсла никогда не просила благословения Сияющей, и никто ее не принуждал. А в ту ночь в ней шевельнулось желание идти за другими. Но из темноты прозвучал тихий голос:
– Турсла.
Обернувшись, она увидела светляков, собравшихся в круг на стене и осветивших фонариками своих тел сидящую на кровати женщину. Турсла поклонилась ей, хотя и знала, что та не увидит поклона.
– Мать клана, я здесь.
– Это не для тебя…
Турсле не надо было объяснять,
– Что же тогда для меня, Мать клана? Разве мне не судьба родить новую жизнь для моего Дома?
– Тебе придется самой искать свою судьбу, дитя-бабочка. Ты не найдешь ее среди нас. Но ты рождена не зря и тебе предназначена великая цель – там.
Рука Мафры указала на открытую дверь.
– Где я найду ее, Мать клана?
– Ищи, и найдешь, дитя-бабочка. Отчасти она уже в тебе. То, что не дает тебе спать, будет учить и учиться – и узнает.
– И это все, что ты мне скажешь, Мать клана?
– Это все. Будущее других мне открыто. Но между моей и твоей душой клубится туман темнее тех туманов, что рождают ночные болота. Вот что… – Она надолго замолчала. – У всех нас впереди Тьма, дитя-бабочка. Мы, провидцы, на самом деле видим лишь один из множества путей. Для каждого поступка есть по меньшей мере два пути – тот, который мы выбираем, и другой, отвергнутый. Сейчас я вижу такой выбор перед народом. Зло, великое зло сулит он. Прямо сейчас один из нас решился воззвать к Великой Силе.
Турсла задохнулась.
– Мать клана, как такое может быть? Великая Сила не является по просьбе. Ее можно призвать, только когда всем заветам Вольта грозит опасность.
– Правда, так было раньше, дитя-бабочка. Но время меняет все, и даже гисы увядают и становятся ломкими, как засохший тростник под пальцами. Такой призыв питают кровью. И вот что я скажу тебе, дитя-бабочка. Уходи нынче же ночью, но не к Сияющей – есть другие места, где пробуждаются странные мысли. Иди туда, куда поведут тебя сны, и делай то, чему они тебя научили.
– Сны? – удивилась Турсла. – Какой в них прок, Мать клана?
– Сны рождаются мыслями – нашими или не нашими. В любой мысли есть прок. Тому, что вселилось в тебя при рождении, нельзя отказать, дитя-бабочка. Тебе приспело время отыскать его и вступить с ним в беседу. Иди же. Не медли!
В последних ее словах была сила приказа. И все же Турсла медлила.
– Мать клана, разве я не получу твоего благословения и добрых напутствий от Дома?
Мафра ответила не сразу, и Турслу пробрала дрожь. Как будто дверь Дома закрылась перед ней, отрезав от всех родных и сердечных уз.
Но Мафра подняла руку:
– Дочь бабочки, в пути, что приведет тебя к предназначенной судьбе, да будут с тобой добрые напутствия этого Дома. Ты же взамен открой свой ум терпению и пониманию. Нет, я не предсказываю, потому что не мои слова должны направлять тебя в испытаниях, но собственные сердце и разум. Иди же теперь. Доверься снам и ступай!
Турсла вышла в залитый лунным светом мир – в мир черных болотистых лесов, серебристых туманов и бледной луны. Но куда ей идти? Она раскинула руки. В эту ночь бабочки не слетелись танцевать с ней.
Доверься снам… Укажут ли сны, куда ей идти? Турсла, вспомнив, чему учили одаренных, попыталась очистить ум от всех осознанных мыслей.
И двинулась ровным шагом, словно шла к известной, определенной цели. Она не свернула на восток, а обратилась к западу, ступая по плитам одной из малых дорог. Глаза ее были открыты, но она не сознавала того, что видела, и даже движений своего тела. Где-то перед ней лежал пруд из сновидений и вокруг него главное – песок.
Туман повисал на ней плащом, скрывая то, что лежало впереди, и то, что осталось за спиной. Она миновала один остров, другой. Дорога затерялась, но ее ноги безошибочно отыскивали кочки и островки твердой земли. Наконец и туман расползся клочьями под ветром, принесшим неведомый в Торовых болотах запах.