Колдовской мир: Волшебный пояс. Проклятие Зарстора. Тайны Колдовского мира

– Не ей приказывать мне! – Уверенность в себе возвращалась к Танри с каждым вдохом. – Я сулькарка, я не из ваших женщин. Так это из-за нее, из-за Джонкары, вы так боитесь и ненавидите женщин?

– Может быть. Так она нами распорядилась. На нас лежало ее Проклятие, пока гибель Лангварда – ты видела его умирающим от клинка его же королевы – не дала нам толику свободы. Он долго искал ключ, который мог бы запереть Джонкару. И отчасти добился цели. Те из нас, кто сохранил свободу, бежали и, как гласит предание, позаботились, чтобы никогда больше женщина не завладела нами.

Он потер лицо ладонями, стирая прах погибшего Салзарата.

– Это древняя страна. Думаю, никто здесь больше не бывает. Нам придется остаться здесь – если за тобой не приплывут твои люди. Так что и на нас пала Тень Проклятия.

Танри пожала плечами:

– Я сулькарка, но от моего клана никого не осталось. На борту «Вепря» меня ни с кем не связывали узы родства. И никто не станет меня искать.

Она встала, подбоченилась, нарочно обратила к морю спину.

– Если мы прокляты, сокольник, значит будем жить с Проклятием. А живым будущее готовит многое, доброе и злое. Надо только смело встречать все, что оно несет.

С неба над ними раздался крик. В прорыв облаков пробился солнечный луч, в нем кружил сокол. Танри вскинула к нему голову:

– Это твоя земля, сокольник, я-то с моря. Что ты о ней скажешь?

Он тоже встал:

– Меня зовут Ривери. И в твоих словах есть правда. Пусть Проклятия уползают в свою Тень, а мы пойдем к Свету – вперед.

Они плечом к плечу стали спускаться с холма, а над ними кружил сокол.

Наследство Сорнских трясин [6] Рассказ

У западной стены Клавенпорта, на море Осенних Туманов… Как? Вы не хотите слушать зачин по обычаю сказителей, добрые люди? Оно и к лучшему, у меня ведь нет арфы, чтобы бренчать к месту и не к месту. Да и история эта не сказать чтобы о лордах и их владениях. А все же началась она в Клавенпорте.

Началась с некоего Хигбольда. Было это после Вторжения, когда маленькие люди, если были сметливы, получили шанс выбиться наверх – и быстро, если судьба им благоволила. Говоря языком сказителей, такие знали, когда взяться за нож, когда принести лживую клятву, когда наложить руки на чужое добро.

У Хигбольда были крысы, сбегающиеся на его свист, были псы, послушные его рогу. Под конец никто (кроме как из-за щита и оглядываясь через плечо) не заводил разговоров о том, откуда он вышел. Он обосновался в привратной крепости Клавенпорта, хозяйничал там и взял жену из знатных (из тех, что остались тогда без земель и без защиты, у кого родню разогнала или убила война, так что они охотно шли к любому, кто посулит крышу над головой, кусок мяса на блюде и мед в чаше). Жена Хигбольда была в том не лучше и не хуже своих сестер.

Кроме одного: в ней жила память о суровых временах до брака. Быть может, эта память и заставляла ее, вопреки воле самого Хигбольда, оказывать милость просившим подаяние у дверей.

Одним из таких был Калеб. Он лишился глаза и хромал, едва не падая с ног на каждом шагу. Никто не знал, сколько ему лет, потому что жестокое увечье старит человека.

Госпожа Исбель, может быть, знала его по старым временам, но если так, она об этом никогда не заговаривала. Она приняла его в дом, дала работу в маленьком крепостном садике. Говорили, что под его руками все расцветало, травы поднимались высоко и поили его сладким ароматом, цветы пышно распускались от его забот.

Хигбольду до сада не было дела. Разве что изредка он встречался там с кем-то, с кем нельзя было говорить среди стен, имеющих уши. Потому что честолюбие Хигбольда метило выше клавенпортской крепостицы. Да уж, такие честолюбцы никогда не останавливаются на достигнутом. Но не всего можно добиться кулаком и мечом. Настает время, когда нужны более тонкие средства, надо влиять на души людей, а не только порабощать их тела. Хигбольд хорошо изучил это искусство.

Никто не знает, что произошло и какие слова прозвучали в том саду одной летней ночью. И Хигбольд слишком поздно узнал, что случившемуся там был свидетель. Слуги вечно сплетничают о господах, и, по слухам, Калеб попросил госпожу Исбель о разговоре наедине. А потом связал узелок со своим мирским имуществом и ушел прочь, не только от ворот крепости, но и из Клавенпорта – ушел по большой дороге на запад.

Тогда вокруг порта все отстраивалось, восстанавливалось, стирая следы Вторжения. Но Калеб недолго держался большой дороги. Он был предусмотрителен и знал, что дороги помогают не только путнику, но и идущим по его следу охотникам.

Идти по бездорожью нелегко, особенно калеке. Он добрался до границ Сорнской трясины. Ага, вижу, как мрачно вы качаете головами. И вы правы, добрые люди, вы правы! Всем известно, что эти края Высшего Холлака принадлежат Древним, и те, у кого под толстым черепом есть хоть малость ума, туда не заходят.