Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

«Тое же весны, априля 11, в понеделник, князь великии Иван положил опалу на внука своего великого князя Дмитрея и на его матерь Елену, и от того дни не велел из поминати в октениах и литиах, ни нарицати великим князем посади их за приставы».

И далее по тексту сразу: «пожаловал князь великии Иван сына своего Василиа великим княжьством… априля 14, в четверк… благословил и посадил на великое княжение Володимерское, и Московское, и всея Русии самодержцем»[138].

О причинах опалы историки гадают. Судя по всему, для современников это тоже было секретом. В Холмогорской летописи так и отмечено: «положи опалу… за некое их прегрешение»[139]. Высказывают предположения, что это заслуга Василия, который проявил себя деятельным организатором, и вина заносчивого внука Дмитрия, который выказал «грубость» к деду. Или сыграли роль симпатии матери Дмитрия, Елены Стефановны, близкой «жидовствующим», осужденным на соборе в 1504 г. Как бы то ни было, речь о противостоянии двух группировок, объединенных вокруг двух женщин, двух матерей: Софии и Елены, великой княгини и матери венчанного соправителя. Первая умерла в своих покоях в апреле 1503 г., а вторая в тюрьме в январе 1505 г. Как сетовал князь Андрей Курбский, «посеял дьявол скверные навыки в добром роде русских князей прежде всего с помощью их злых жен-колдуний»[140]. Но бенефициаром тогда определенно стал царевич Василий, Василий III, который вскоре занял трон[141].

По сведениям Герберштейна, в 1505 г. великий князь, находясь при смерти, выпустил внука из поруба, призвал к себе и просил прощения, но, как только тот вышел из опочивальни умирающего, распоряжавшийся делами отца Василий приказал вновь его схватить[142]. Дмитрий умер в тюрьме через 4 года, проведя в заключении в общей сложности почти 7 лет. Герберштейн, посетивший Москву еще через 8 лет, упомянул слухи: «Одни полагают, что он погиб от голода и холода, другие – что он задохнулся от дыма». Андрей Курбский считал, что княжича удавили[143]. Похоронили его достойно – рядом с отцом в великокняжеской усыпальнице. В этом право венчанного государя не ущемили. Вполне официальные позднейшие летописи уверенно именовали Дмитрия «великим князем» и «благоверным»:

«Преставился внук великого князя. Тоя же зимы [1509 г.], февраля 14, преставися благоверныи князь великии Дмитреи Ивановичь всея Русии в нужди и в тюрьме; и положиша тело его в церкви архааггела Михаила на Москве возле отца его, великого князя Ивана Ивановчя»[144].

Стоит добавить, что великий князь Иван умер 27 октября 1505 г. в первом часу ночи[145], то есть, когда только миновал день памяти Дмитрия Солунского (26 октября). Это, пожалуй, может подчеркнуть достоверность версии Герберштейна о предсмертном покаянии государя перед внуком Дмитрием, которого вызвали к умирающему правителю в день тезоименитого святого. Выходит, что тени сомнений или еще чьи-то преследовали великого князя в момент смерти. Рок вершился – ангельская стража колебалась.

Судьбоносными эти события стали и для Василия. Он никогда не будет венчан на великое княжение, хотя в отношениях с западными государями даже претендовал на царский титул. Как отметил тот же австрийский дипломат Герберштейн, первые годы Василий имел статус лишь «правителя» (в немецком издании «Gubernator»), а «властью» «завладел» только после смерти племянника, Дмитрия[146].

Казанский хан Мухаммед-Эмин, которого Василий в 1505 г. известил о вступлении на престол, ответил резкой отповедью:

«Аз есми целовал роту за великого князя Дмитрея Ивановича, за внука великого князя, братство и любовь имети до дни живота нашего, и не хочю быти за великим князем Васильем Ивановичем. Велики князь Василей изменил братаничю своему великому князю Дмитрею, поимал его через крестное целованье. А яз, Магмет Амин, казанский царь, не рек ся быти за великим князем Васильем Ивановичем, ни роты есми пил, ни быти с ним не хощу»[147].

Впоследствии, конечно, вопрос утратил остроту, но, судя по всему, неизменно интересовал представителей соседних стран, как и ближний придворный круг. Посол Священной Римской империи в Москве в 1517-м и 1526 гг. Герберштейн очень внимательно все записал, что касалось «Дмитрия-внука»; даже раздобыл, скопировал и перевел чин его венчания, который потом опубликовал в своих «Записках о Московии», изданных в 1549 г[148]. Дмитрий стал для Василия символом проблем наследования, усугубившихся тем, что у самого Василия долгое время наследников не было.

Историографы выявили в сохранившихся записях, что в те годы была подготовлена переработанная версия чина венчания Дмитрия-внука, что может указывать на подготовку к коронации Василия III[149]. Гипотетически он мог к ней готовиться, но пока был жив Дмитрий – до 1509 г. – не решался. А потом уже не нужно было. Никаких подобных акций при великом князе Василии не состоялось. Он был правителем по праву рождения, а не миропомазания.