Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

Расследование выявило причастность к событиям царицы Софии, к которой «приходиша бабы с зелием». Колдуний («баб лихих») сыскали, арестовали и казнили самым бесшумным способом – тайно и бескровно – утопили в речке ночью («потопити в Москве-реке нощию»). Вообще-то, как мы видели, ведьм обычно сжигали, но в данном случае, судя по всему, сторонились публичности, поскольку была причастна сама великая княгиня. А царь Иван с тех пор стал держать супругу на отдалении и относиться к ней с опаской: «жити в бережении»[134]. Ясно было, что дьявол подобрался слишком близко. Курбский буквально называл Софию «кудесницей-гречанкой» и считал, что будущий Василий III «от чародейницы гречки рожден»[135].

Современники, например Максим Грек, причисляли Василия Ивановича к Палеологам – по крови, а может, и по внешности. Настоящим византийцем он потом себя проявил. Но пока Иван III хотел передать трон внуку Дмитрию – сыну своего первенца от брака с тверичанкой. Кроме того, царь хотел закрыться от колдовских происков претендентов на его наследство особой церковной благодатью. 4 февраля 1498 г. в Успенском соборе Кремля состоялась эпохальная знаковая акция – церковное венчание наследника престола на великое княжение. Царевич Дмитрий Иванович стал не просто преемником деда, но коронованным соправителем. Ранее такого не случалось. Великий князь на Руси принимал власть по праву наследования – ему не требовалось церковной санкции. Он мнил, что ангелы и без священников справятся. Византийская же традиция требовала подчеркивать богоизбранность правителя и отмечать это специальной церемонией. Теперь в Москве впервые был использован весь этот вековой багаж символического акцентирования. Ведьмам и колдунам должно было стать сложнее покушаться на помазанника.

Канон списали с греческого, традиционного для царской коронации. Мероприятие сопроводили мощной идеологической кампанией. Дмитрий должен был стать первым венчанным московским государем и в том числе наследником православных василевсов, римских цезарей. Именно для обоснования его статуса создавали первоначальную редакцию «Послания о мономаховых дарах» Спиридона-Саввы, где впервые была декларирована преемственность московской династии от византийских императоров и намечен тезис «Москва – третий Рим». Сакральным символом наследия выступила шапка Мономаха, якобы дарованная в XI в. киевскому князю Владимиру Всеволодовичу императором Константином Мономахом. Она впервые принимала участие в церемонии, став впоследствии главной государственной реликвией. Венчанием царевича Дмитрия в 1498 г. были явлены вселенские претензии Московского княжества – последнего в мире независимого православного государства[136].

В следующий раз такая церемония состоится только через 50 лет при коронации Ивана Грозного, который скопирует и разовьет канон миропомазания Дмитрия, включая мономахов венец и византийские имперские претензии. Все темы, затронутые тогда, позднее приобретут особое значение, особенно в конце XVI в. и начале XVII в., когда вопрос права на царство обретет особую остроту.

В 1498 г. великий князь Иван возложил коронационную шапку на голову царевича Дмитрия и произнес речь, дав ему наказ, содержание которого сохранила летопись:

«Внук Дмитрий, пожаловал есмо тебя и благословил великим княжством; и ты имей божии страх в сердце, люби правду, и милость, и суд праведн, и имеи попечение от всего сердца о всем православном християнстве»[137].

Тема праведного суда регулярно возникает в летописи в эти годы и, возможно, указывает на работы по кодификации права, которые привели к Судебнику 1497 г. – первому своду законов Русского государства. Его составление также связывают с кружком Елены Волошанки и царевича Дмитрия, интеллектуалами-«жидовствующими». Судя по всему, эта группа объединяла сторонников строго монархических принципов и централизации. Парадоксальным образом их противники – восточно-римская принцесса София и ее сын Василий – оказались в стане покровителей старой удельной системы. В церемонии коронации Дмитрия они участия не принимали, но, возможно, были в числе главных адресатов – великий князь давал им понять на самом доступном для византийцев символическом языке, что его решение неколебимо и оспариванию не подлежит, что колдовство бессильно. Однако позднее все оказалось совсем наоборот.

Во внутриполитической ситуации последствия принятия Дмитрием титула великого князя носили ограниченный характер. Чуть иначе обстояло дело во внешней сфере. К соседям были отправлены соответствующие посольства. Сопредельные государи были уведомлены о новом статусе и претензиях Дмитрия, то есть Москвы. Но никакой реальной власти царевич-соправитель не получил. Даже удел ему выделен не был. Более того, вскоре после 1500 г. его роль в придворной иерархии стала быстро снижаться. Лидирующие позиции восстановил, а потом развил и закрепил Василий. В той придворной интриге нет полной ясности, но к 1502 г. дело дошло до ареста Дмитрия с матерью: