Далее травы, коренья и некоторые деревья. Их ели и заваривали в великом разнообразии. Дягиль (коровяк) упреждал от опасности. Папоротник – от чужих злых умыслов. Калган, настоянный в вине, – от порчи. Как и ветка рябины, чуть подгнившая. Многие растения помогали в охоте, а другие спасали от пуль. Народная медицина имела психосоматический эффект, нередко положительный. Черемушка от поноса, чемерица – от насморка, еловые шишки – от болей в животе. Имбирь и хмель лечили глазные заболевания, а зверобой и просо – горло. Широко применялась толченая крапива. Не обязательно было их поглощать – можно было просто носить с собой, а лучше привязывать к сакральным предметам, мощевикам, кресту. Диапазон применений был самым широким. В 1636 г. кабацкий откупщик Сенька Иванов бил челом на откупщика Петрушку Митрофанова: «Привез де тот Петрушка, с поля коренье, неведомо какое, а сказал де тот Петрушка, от того де коренья будет у меня много пьяных людей»[302]
. Участников махинации немедленно арестовали, а корень конфисковали до выяснения.Исключительный интерес представляли всякие экзотические предметы – громовые стрелки, раковины, чертов палец, камень безоар. Кроме того, всегда хорошо помогали вино и уксус, а также соль и чеснок.
Духовный ущерб может быть не сразу заметен. Выздоровел, кажется, и слава богу, а потом может в ад с душой дьяволу – об этом забывается. Бывали, однако, очевидные случаи неприкрытого вреда. Например, привлечение для ведовских практик трупов. Сохранилось дело 1647 г., где описано, как крестьянка «портила» своего возлюбленного, бросившего ее: «Ходила сестра ее Овдошка ночью на погост, имала с могилы землю и ту землю с приговором давала пить изменнику»[303]
. Следствие умалчивает о последствиях.Принципиальную роль в этих акциях играл наговор, иногда сочетавшийся со специфическими жестами и нанесением символических изображений. От этого порой зависел результат вплоть до противоположного – может помочь, а может, напротив – в зависимости от условий использования. Таким было в 1628 г. экспертное заключение врачей о корне, обнаруженном у одного бродячего крестьянина. Комиссия Аптекарского приказа, приглашенная следователями, определила, что «тот корень гусина плоть и к лекарству пригожается», то есть сам по себе безвреден. Однако доктора прибавили: «А буде кто захочет воровать, а он и на добром корени воровством и наговором дурно сделает»[304]
. Многое зависело от слов мастера и ритуала, зачастую неведомых посторонним.Порча выражалась в припадках, падучей и кликушестве. Нередко это могла быть икота или чахотка. Очень часто встречались различные опухоли. Но главные недуги, которыми манипулировали ведуны и ведьмы, были «кила» (грыжа) и «невстаниха» (импотенция). Их наводили и отводили.
Половая жизнь была важнейшей областью применения колдовства. Эта чувствительная сфера особенно восприимчива чародеяниям. Под ударом прежде всего оказывались мужчины. Их слабость неизменно объяснялась порчей.
В 1648 г. комарицкий драгун Федька Филиппов жаловался на жену церковного дьячка Дарьицу, что «испортила она Дарья меня, учинила скопцом». Более того, «по пирам и по беседам она Дарья везде похваляется, что она так нарочно сделала». А Федьке было не до шуток: «И от той порчи в конец я погиб и женишки отстал». Следователи потом дознались, что было у Дарьи много других ведовских грехов. Ту же половую беспомощность она наслала еще и на Федькиного тестя Свирида Свиридова. Причины содеянного в документах не уточняются[305]
.В 1653 г. стольник Федор Лодыженский женил двух своих дворовых людей, но их «обоих перепортили на свадьбах, совокупленье у них отняли». В грехе спьяну признался некий Сенька. Когда его схватили, он обязался все исправить и потребовал принести ему чеснока. Каждому порченному он дал «по три зуба чесноку и велел им есть». От этого они тут же «исцелели». Но на колдуна Сеньку таки донесли, и ему досталось[306]
.