23 марта 1642 г. последовал государев указ Афоньку пытать. Тот сначала, как водится, упирался, но потом все выдал, включая сообщников: «Был на государеве службе под Смоленском Михайла Шеин [1632–1633 гг.], а он де Афонька в те поры был на службе в Путивле в стрельцах в Васильеве приказе Жукова и спознался с путивльским казаком с Ваською Кулаком, и у того Васьки научился привязывать и отвязывать килы [грыжи], и для воровства женок приворачивать, а приворачивал он женок тем: возьмет лягушку самца да самку и кладет в муравейник и приговаривает: сколь тошно тем лягушкам в муравейнике, столь бы тошно было той женке по нем, Афоньке, а поминает той женке в тот час имя, и на третий день приходит он, Афонька, к тому муравейнику, и в том де муравейнике тех лягушек останется один крючек да вилки, и он то возмет, и тем крючком которую женку зацепит, и та женка с ним и воровать станет; а как ему с тою женкою воровать не похочется, и он тое женку вилками от себя отпихнет, и та женка по нем тужить перестанет. А килы присаживает – дает пить в питье траву; имя той траве воп, ростет при болоте; и как даст испить, и от тое травы у того человека, кто изопьет, рудит кила, а отсадить тое килу есть другая трава, имя той траве малюк; и как даст тое травы киловатому человеку испить, и у того человека килы не будет.
А что де на него извещал иноземец Данилка Рябицкой государево слово про государыню царицу, что он, Афонька, сидя в тюрьме, про нее великую государыню говорил невежливое слово, и в том де он Афонька перед государем виноват, про государыню царицу он Афонька, сидя в тюрьме, такое непригожее слово говорил умысля, хотел ее, государыню, уморить до смерти, а давать было ей, государыне, в питье траву целебока, а растет трава на реке на Оке и на Москве реке, а положить де было ему та трава государыне царице в питье в те поры, как понесут про государыню царицу питье вверх; а хаживал де он за боярином своим за Иваном Стрешневым вверх к светлицам, а только де было ему тое травы государыне царице в питье положить самому не мочно, и ему де было того докупаться, кем мочно то дело сделать».
Далее Афонька сказал, что его «научал государыню царицу портить и уморить до смерти стрелец Васька Мещерка тому с год, а сказывал ему Васька, что ему о том деле, чтоб государыню царицу уморить до смерти, били челом сверху добрые люди, а кто имянем, про то ему не сказал, а давал де стрелец Васька Мещерка ему Афоньке от того десять рублев, а приходил к нему о том говорить двож и троды и просил у него, чтоб он Афонька дал ему тое травы, которою испортить и уморить государыню царицу, и он де Афонька ему Ваське тое травы не дал, а хотел тем делом… промышлять сам».
Свои методы Афонька разъяснял: «А делать де было ему то дело над государынею царицею так: напускать по ветру на зоре на утренней или на вечерней, с которой стороны ветр идет, с призывательными словами говорить: народил да сатанаил я вам верую, сослужите мне мою службу и отнесите песку и бросите на человека, на кого их пошлет».
Еще Афонька похвалялся, что «испортил» как-то некоего «пушкаря сусальника», имя которого забыл: «Напустил на него беса, и бес де его забил до смерти». И вообще, «кого де он Афонька похочет испортить», то «наговаривает на соль» и «призывает бесов Народила и Сатанаила и иных бесов, и к тем людям тех бесов посылает». А бесов Афонька всех хорошо знает: «как их призовет, и беси к нему приходят старые и молодые, и что им велит, и они то делают».
Еще знаком он с одним «гулящим человеком», что живет «на Ваганькове», зовут Фомка Андреев сын Путимец, дык тот «всякое ведовство знает больше его Афоньки». «Да у него ж де Фомки есть такая книга, которою призывают бесов; и о том он, Афонька, с ним, Фомкою, говаривал и не одинова, как бы испортить и уморить государыню царицу, и тот Фомка ему сказывал, чтоб он Афонька ему Фомке дал срок, а он Фомка о том, как испортить и уморить государыню царицу, подумает».
А «учили его отречися Христа» сначала казак Васька в Путивле, а потом Фомка на Москве. «Первое де велели ему снять крест с себя и положить под пяту и ступить назад трижды и говорить: подите беси ко мне, я вам верую, а вы мне служите, какую службу вас заставлю».