Слепая чародейка Дунька заявила, что «ворожбы и ведовства никакого не знает, а только знает, что малых детей от уроков смывает да жабы во рте уговаривает». Еще она помогает искать пропажи и уличает во лжи: «А на кого скажут неверну и она посмотря на серцо, узнает, потому что у него серце трепещет».
Ведьма Фекла призналась, что «грыжи людем уговаривает, – а наговаривает на громовую стрелку да на медвежий ноготь да с тое стрелки и с ногтя дает пить воду; а приговариваючи говорит, как де ей старой жонке детей нераживать, так бы, у кого та грыжа, и болезни не было; да она ж, у кого лучится – на бруха горшки наметывает».
На дознание потребовалось некоторое время, а потом начали сводить дело, и оно застопорилось. Колдуний, кажется, не отпустили, но и приговора не вынесли. Надо полагать, сомневались благочестивые «инквизиторы» Стрешнев и Тараканов, боялись прогневать бога неправедным вердиктом. Улик не хватало? Но промедлили и потрафили дьяволу, который вскоре нанес православному царю удар в самое сердце. В январе 1639 г. после скоротечной болезни умер пятилетний царевич Иван, а 25 марта за ним последовал новорожденный царевич Василий. Сошли сразу два наследника престола за неполные три месяца, пока бестолковые сотрудники госбезопасности вели диалоги с собственной совестью. Вскрылись последствия ведьмовских козней:
«После того их воровства, как мастерица на след государыни сыпала ведовской рубашечный пепел – государыня царица Евдокия Лукьяновна учала недомогать и быти печальна; да после того ж вскоре грех учинился. Государя царевича Ивана Михайловича не стало; а после тое ж скорби вскоре государыня царица родила государя царевича Василья Михайловича больна, и после ее государских родин и того государя царевича Василья Михайловича не стало вскоре ж. И ныне государыня перед прежним скорбна ж и меж их государей в их государском здоровье и в любви стало не по прежнему… И то знатно кабы с того времени, как она Дашка по ведовству жонки колдуньи Настьки Черниговки на след государыни сыпала пепел и от того времени и до сих мест меж их государей скорбь и в их государском здоровье помешка…»
1 апреля 1639 г. последовал государев указ провести доследование, заново пытать ворожей Дарью, Настьку и других. Всех опять отправили на дыбу, но новых показаний не добились. В августе дополнительно допросили других мастериц, что пользовались советами замоскворецких ведьм. Пытали Прасковью Суровцеву и подружку Ламановой Прасковью Колодничу. Те признали ворожбу только в семейных целях. Суровцева сыпала соль и пепел в питье своему зятю Мурату Петелину, «чтоб зять ее добр был до ея дочери». А Колоднича «мылом умывалась и белилами белилась» и соль мужу подсыпала, но что-то пошло не так: «она Прасковья, убелясь, вышла к своему мужу, как он пришел во двор, и муж в те поры ее убил [побил]; и она видя, что в том наговорном мыле и в белилах и в соли помочи нет, взяла да и достальное мыло и соль разметала».
И начал Сатана прибирать своих служительниц, которые сделали свое дело. Первой преставилась Настасьица, потом сошла слепая Ульянка. К сентябрю 1639 г. наконец дело сверстали и всех причастных колдовству золотошвей постановили выслать. Дарью Ламанову с мужем отправили в Пелым, ведьму Маньку Козлиху – в Соликамск, Феклицу с мужем – в Вятку, а колдунью Дуньку – в Соль Вычегодскую[314]
.Сложно понять, но пополнений счастья в царской семье больше не случилось. Царица Евдокия позднее детей не рожала. Хотя вполне здоров был наследник престола Алексей, появившийся на свет в 1629 г., а также его сестры Ирина, Анна и Татьяна, но риски сохранялись.
18 марта 1642 г. поступил донос от заключенного Даниила Рябицкого, поляка, который заявил, что обнаружил «государево великое верхнее дело». Был у них в камере разговор, когда все похвалялись своими навыками, которые не позволят им обеднеть, когда их из тюрьмы выпустят. Першка Власов, человек боярина князя Д. М. Пожарского, сказал, что «умеет грамоте», а потому «сыт будет». Его попытался переплюнуть человек Ивана Стрешнева Афонька Науменок, заявив, что обучен серебряному делу. Более того, похвалялся, что сделал как-то он колдовскую цепь из золота, а «тое цепь взял у него боярин Иван Стрешнев и отнес государыне царице». Оказалось, что признался Афонька в государственном преступлении, о котором сокамерники немедленно составили извет. Началось следствие.