Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

3 августа 1642 г. допрашивали Гришку Казанца. Про текст «Сна Богородицы» он сказал, что использовал его как амулет, поскольку он предохраняет от пулевых ранений: «Кто то письмо на себе носит, и того человека стрельба не возьмет». А письмо про мессию дал ему подьячий Разрядного приказа Федор Семенов. Последний подтвердил, что да, дал Гришке какую-то «драную бумагу на заряды», а была она частью «отписки изо Пскова». И не секретный это документ, а макулатура. Копия текста в записях приказа сохранилась.

После стольких работ из обвиняемых у следователей остался один Афонька, к которому вскоре даже бесы интерес потеряли и перестали помогать. Он начал впадать в беспамятство и отрекаться от своих слов. Мученичество, как известно, даже пыточное, обращает к благочестию. 5 июня на допросе Афонька сказал, «что его государыню царицу портить никто не научал и сам он того, чем портят, не знает». 3 августа заявил, что на всех стрельцов «клепал напрасно» «для того, чтоб ему не вскоре умереть». 23 августа вдруг признался, что «хотел ее, государыню, портить с малоумья, а никто его на такое дело не научал». 2 ноября подтвердил то же и покаялся: «Коли де он отвергся Христа, и тогда ему бесы помогали и во всем его слушали, что им велит делать, а как де его пытали в первыя и с тех мест он бесей и по ся мест не видал, а верует он ныне в Господа нашего Исуса Христа и помочи де ему ныне от беси некакия нет».

За восемь месяцев Афонька на пытках получил 137 ударов и трижды был обожжен. 20 августа 1642 г. бояре по сыскному делу «приговорили» его «в срубе сжечь», поскольку «в распросе своем до пытки и с пыток говорил сам на себя, что он, Офонька, Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа и православныя крестьянския веры отвергся и животворящий крест Христов под пяты клал», а кроме того «с бесы знался и на людей бесов по ветру воровством напущал и кореньем многих людей портил». И он же «говорил сам на себя до пытки и с пыток и перед государем царем и великим князем Михаилом Федоровичем всея России и перед благоверною и христолюбивою царицею и великою княгинею Евдокиею Лукьяновною винился», что «было ему ее, государыню, портить напущать по ветру бесей и коренье в питье класть и всякими мерами домышлятца, чтоб ее государыню испортить». Перед аутодафе Афоньке следовало «отсечь руку да ногу». Казнь должна была состояться «на Болоте или на площади». Но государь русский милостив даже к таким злым колодникам. 17 мая 1643 г. царским указом колдуна было велено сослать в «Сибирский город на Тару», где держать в тюрьме «с большим береженьем»[315].

Не с той стороны демоны зашли. Стрешневы были ближайшими родственниками царицы, и, конечно, было очень странно действовать через них. Путь колдуна Афоньки оказался ошибкой.

* * *

Государево благополучие испортили иностранцы. В 1643 г. дипломаты вроде бы условились о браке царевны Ирины Михайловны с датским королевичем Вальдемаром. Жених прибыл в Москву 21 января 1644 г. После пышной встречи начались переговоры о «докончании» мира с Данией и последующей свадьбе. Тут все застопорилось. Иностранец не захотел переходить в православие. Он даже допускал крещение по Восточному обряду своих будущих детей и соблюдение постов, но сам перекрещиваться не желал наотрез. Более того, после его размещения в Кремле стали заметны странные манеры визитера. Королевич занял двор, принадлежавший прежде Борису Годунову, и каждый день там «бесновался», «по своему беззаконию, обычаю и вере»: «в трубы и органы и прочие разные писки не преставали играть на его дворе, а об ином срам и писати». При дворе благочестивого царя стали сомневаться в правильности выбора родственника. Михаил Федорович был крайне опечален.

Уже в мае 1644 г. Вальдемар заявил, что хочет вернуться домой. Ему отказали. Наивные русские полагали, что смогут стерпеть нрав иноверца, совладать с дьявольщиной, которой он был привержен, и усмирить к правоверию. Напрасно. В этой борьбе сошел царь Михаил, впал в «маланхолию», насланную инородными нехристями, и умер внезапно 13 июля 1645 г. совсем не старым, на 49-м году жизни. Чуть более месяца пережила его царица Евдокия, преставившаяся 18 августа 1645 г. В этих бедах датчанина решили отослать домой за море[316]. Свадьба с Ириной не состоялась. Духовный вред нанесли одни лишь переговоры. Замаливать пришлось следующему поколению.

* * *

Новым царем стал 16-летний Алексей Михайлович (1629–1676). Опять ему присягали с обязательством не наводить «порчу», «никакого лиха», не подсовывать «зелья и коренья лихого», «оберегати накрепко», «беречи ото всякого дурна»[317], но потом – как с его отцом – обманывали, злобой искушались. Первым делом, как обычно, пытались подобраться через ближний круг, через жену и родственников.

Алексей был молод, но уже сирота. Похоронив родителей, он вынужден был полагаться на доверенных бояр, среди которых выделялся Борис Иванович Морозов (ум. 1661), его дядька, бывший за отца. Он принимал деятельное участие в подборе невесты государю.