Коленька

Пока мы сидели, разговаривая про похороны, Тошкины терзания насчет новой картины, я заметил, что мужчина в костюме как-то пристально разглядывает румяного высокого парня за столиком, где вся братия бегала покурить. Парень и вправду привлекал внимание. Его громогласное рычание разносилось по всему залу, смех сотрясал старые стены, а от его шуточек застолье просто искрилось. Но он не курил и в какой-то момент остался один за столом. Костюм хищно облизнулся и серой тенью шмыгнул к нему за столик.

Я внимательно стал смотреть за происходящим, игнорируя Тошкины жалобы на препода. А мужик в костюме в это время, приветственно улыбаясь, знакомился, тряс руку парня, бубнил что-то ободряющее и предлагал выпить за знакомство. Вроде обычная сценка в забегаловке, где все равны - и таксисты, и финансисты. Но, что-то здесь было не так, и я это чувствовал.

— А как тебя зовут? — напирал на парня “костюм”, — Саня? Чудесное имя, чудесное. У меня друг был, Саня. Помер. Да, вот так и помер. Внезапно. Сегодня поминаем. Выпьем, Саня? За моего друга!

Они чокнулись и мужчина что-то забубнил парню на ухо, подтягивая его все ближе и ближе, ухватив за плечо. Молодой человек, словно в трансе, слушал нового знакомого, уставившись куда-то перед собой. Как кукла, деревянным движением махнул водки, что заботливо подлил в рюмку сидящий рядом. А потом произошла какая-то хрень.

Время на секунду остановилось, и я увидел, что у мужика в костюме вместо рук паучьи лапы, с такими маленькими мерзенькими коготками, что вцепились в румяного детину и тянут, тянут к себе. Изо рта “костюма” вылетел черный змеиный язык и ввинтился в ухо парню, как будто высасывал оттуда что-то. Мужик шипел нечленораздельное, погружая свой язык все глубже, а парень Саня сидел, как истукан, глупо хлопая глазами, белея лицом и явно не понимая, что сейчас происходит.

Пьянь за столиком в углу все так же разговаривала, смеялась, ничего не замечая, Тошка ныла про новую картину, которую не оценили, а ее подружка поддакивала.

За полсекунды я принял решение не орать, а действовать. Стартовал резко, сбив стул, стоявший в проходе. Паук этого даже не заметил, сладострастно закручивая свой язык уже где-то в мозгу парня. Почувствовал, как меня накрывает. Волна жгучей ярости, желания убивать - сердце забухало, в голову ударило горячим. Как это получилось, сам не разобрал, но я подскочил к столику, вцепился мужику в загривок, сжав пальцы со всей дури, и долбанул снизу в челюсть. Зубы схлопнулись с противным звуком, откусив черный язык. Башка его откинулась назад, стукнув об стенку, на столик полилась алая кровь, забрызгивая все рюмки и закуску.

Паук зашипел и, выпучив глаза, вскочил из-за стола. Вопреки моим ожиданиям, он не стал нападать, а, криво дергаясь, побежал к выходу, расталкивая вошедших с улицы друзей парня. Те картину не могли оценить во всей ее полноте и решили, что это я напал на их друга. У этого Сани из уха сочилась кровь, сам он сидел в полнейшем ауте. На столе извивался обрубок черного языка, раздвоенного на конце, медленно превращаясь в слизь. Как медуза на берегу. Хорошо, что в Питере бьют не сразу.

— Это он, ловите его! — крикнул я, тыкая пальцем вслед убегающему существу, и сам, схватив куртку и шепнув подругам:” Бежим!”, ломанулся на выход.

Под крики и попытки меня перехватить удалось выскочить наружу, и мы понеслись по темной улице. Свернули в арку, забежав во двор. К счастью, он оказался проходным, а то бы мне пришел конец. Друзья Сани бегали быстро и орали упорно.

Выбежав на Чехова, отдышались и решили идти в “Угрюмочную” дворами. Пока шли, Тошка ругала меня за испорченный вечер. Спрашивала, чего меня понесло вообще за тот столик? Пришлось наврать, что тот мужик в костюме хотел обокрасть пьяного парня, а я заметил. Но было самому интересно, что тот паук хотел отнять у парня? Мозг высосать, может? Или разум? И как это я его так увидел, прям нутро его, что ли, или истинную внешность… Мысленно передернулся, вспомнив мохнатые лапки с крючками коготков вместо пальцев. Не стоит пить с незнакомыми в таких заведениях.

Проходя через мрачные дворы и воняющие мочой арки, мы немного заблудились, пару раз выходили туда, откуда не было выхода, разглядывали странные конструкции, которые можно было с натяжкой назвать детскими площадками и, увлекшись, стали придумывать, как на них играют бледные дети со вселенской тоской в глазах, медленно перекидывая красно-синий резиновый мяч друг другу. Нам было смешно. В некоторых дворах не было ни намека на растительность, а в каких-то посредине жались скрюченные деревца, насмерть прихваченные асфальтом.