Колесница Эос

– Ю., меня пока нет, я теперь бегу по незнакомым улицам, через железнодорожные переезды, уже совсем темно и мне почти не разобрать дороги, но я почему-то знаю, будто внутри меня компас, на котором нет ни Севера, ни Юга, ни Веста, ни Иста, но есть ты и стрелка неумолимо тянется к тебе, и я бегу, следуя той же силе. Я где-то потеряла кольцо, памятное, оно попало ко мне в то время, когда я еще верила в сказки, когда я была еще совсем маленькой, кажется, у него не было никакой истории, обычное стальное колечко с замысловатым узором и малахитовым взглядом. Его купила мама на какой-то распродаже, мы тогда ходили весь день по торговым рядам и я ужасно устала, нет, все не так, я была в художественной школе, я – взъерошенный подросток, было уже поздно и солнечный свет уже сменился люминесцентным, свет гудел и потрескивал, я рисовала с натуры, был манекен, стоящий на парте, одетый в сюртук с потертыми фалдами, вместо ног у него был металлический стержень, помню, помню, я тогда подумала, что и сердце его из железа, раскрыла ему угольным карандашом грудную клетку, а оно оказалось настоящим. У меня плохо выходил рисунок, я не могла сосредоточиться, и кот, чернющий кот, взявшийся из ниоткуда, улегся рядом и стал лениво играть фалдами несчастного манекена. Я разозлилась и бросила в наглеца карандашом. Кот словно проглотил мой уголек, сверкнул изумрудными глазищами, взмахнул длинным хвостом и был таков, исчез в тени нагроможденных друг на друга фигур точно и не было его вовсе. Я подошла к манекену, чтобы найти свой карандаш, но карандаша не было, – на полу лежало колечко, будто только что соскочившее с пальца, кажется, мужского, мне сразу показалось кольцо мужским. Я представила, что такое, должно быть, носил какой-нибудь потомок древних варягов, а ему оно досталось от отца-Дракона, повелителя северных земель, ледяных скал с огненным сердцем, я смотрела на извивающееся драконом кольцо, на его малахитовый взгляд и видела, как могучекрылый змей парит над скованными льдом землями, как летит он над огненными реками, и вот теперь он обвился вокруг пальца плывущего к неведомым берегам странника, на бедре странника двуострый меч, на губах его соль холодного темного моря, в глазах усталость от многолетних странствий и последняя надежда обрести дом на скрытом покамест за горизонтом берегу. Будет ли берег? После я часто представляла, играясь с кольцом, этого странника; ложась в постель, укрывалась с головой одеялом, но оставляла небольшую щелочку для подрагивающего света ночника, глядела на руку, столь тонкую, что, кажется, сквозь ладонь и пальцы проходил свет, и кольцо становилось невесомым, парящим в луче между простыней и одеялом. Странник плыл ко мне, а я плыла к нему. Так и засыпала. Сейчас мне кажется, что я всегда и в каждом мужчине искала именно его. Вглядывалась в глаза своих мужчин, пытаясь увидеть в них мудрость одиноких лет и надежду на обретенный берег; пробовала мужские губы на вкус: не окажется ли на них соль бескрайнего северного моря? Однажды на обводном канале, в бесстыже яркий день, наполненный солнечными улыбками и серебром водной ряби, кольцо слетело с моего пальца, но, не успела я вскрикнуть, как итальянец, оказавшийся рядом со мной в лодке, проворно подхватил его, не дав упасть за борт, и с белоснежной улыбкой подал его мне. "La vostra beni, signora!" Как он верно подметил! Ведь для меня и правда оно было самым драгоценным. "У вас глаза торговца, – ответила я ему на русском, – а я не чайный сервиз в бакалейной лавке." И надула щеки, изображая фарфоровый чайник. Он, конечно, ничего не понял, но добродушно рассмеялся и закивал головой. Боже мой, как же я ненавижу все эти прилавочные безделушки! Всю эту протираемую ежеутренне утварь за стеклом! Все эти стеллажи с товарами и ценниками! Эти взгляды, скользящие взгляды с двух сторон: с одной, выражающие только ожидание покупки; с другой – примеривание хозяина или – того хуже – арендатора. Я с ним изменила, Ю. И пока не встретила тебя, не знала: кому я изменила и что я наделала.

Теперь я вовсе перед тобой обнажена. И мне стыдно за все мои шрамы и родинки, за синяк на бедре, за близорукий прищур в зашторенной комнате, за растормошенные волосы, которые мне хочется уложить рукой, но я не могу от стыда поднять руку, я знаю, знаю, что ты на меня смотришь, наверно, мне следует показать себя, как я гибка, какой я могу быть изящной, может, мне следует станцевать для тебя, раздвинуть колени, приглашая, и тут же прогнуться назад, после – вперед, встать медленно, покачивая бедрами, отводя плечи назад, выставляя грудь, мне хочется, чтобы ты ценил меня, хочется, чтобы знал, что я танцую для тебя и только потому, что хочешь этого ты, но, кажется, я веду себя как дура, потому что ты молчишь. Не молчи, Ю.! От твоего молчания я стыжусь еще больше!