Колесо над пропастью

Никушор невольно оглянулся на окна КЮТа. По мастерской с его курткой в руке продолжал ходить робот. Яган даже разобрал несколько фраз, которые тот механически произносил: «Уборщица — это девушка с характером», «Поднять руку — значит вызвать огонь на себя», «Вызов к директору — путевка в ад»…

Никушор побежал домой. У подъезда, обхватив руками колени, сидела Челла. Она подняла голову, шмыгнула носом, вытерла ладонями щеки.

— Жулик!

Никушор втянул голову в плечи. Он вошел в подъезд как раз в тот самый момент, когда Дирижер у лифта передавал незнакомому парню гитару:

— Пойте на здоровье!

Парень протянул Дирижеру деньги. Тот стал их пересчитывать.

— Торгуешь? — вне себя крикнул Яган.

— Как тебе сказать? — развел руками Дирижер. — Осуществляю связь с массами… Разве это плохо?

Яган глядел на него во все глаза, словно видел впервые. Ему представилась вдруг залитая светом эстрада.

Из рук одного из музыкантов вдруг вырвалась гитара и улетела куда-то ввысь, затем — у второго, третьего…

А Дирижер — играет. Но и его гитара начинает вырываться из рук. Ухватясь за нее обеими руками, он поднимается в воздух. И под свист огромного зала падает на сцену…

— Понимаешь, бизнес…

Эти слова Дирижера вернули Ягана в подъезд. Заметив у него наушники, Дирижер протянул руку.

— Порядок, — сказал он довольно. — А насчет твоего папаши я пошутил…

Никушор замер, а потом, молча сунув за пазуху наушники, вошел в лифт и захлопнул дверь. Глаза его горели.

Дирижер растерянно смотрел вверх, вслед уходящему лифту. Еще никто никогда за всю его жизнь не захлопывал перед ним дверь!

«А ВЫ С ОТЦОМ ХОРОШО ЖИВЕТЕ?»

Ночью Никушора мучили кошмары. Человек в маске от противогаза угнал у него спортивный велосипед. Поправив на шее черную бабочку, человек нажал на педали и скрылся.

Никушор решает его преследовать. Сев в интрацикл, пускается вдогонку. Он видит, как рука в черной перчатке жмет на рычаг переключения скоростей. Цепь переходит с одной шестерни на другую, стрелка спидометра отклоняется вправо.

«Маска» нервно оборачивается. Вот-вот Никушор схватит вора за пиджак. Но вдруг велосипед делает крутой поворот и на краю пропасти тормозит. Мимо него в пропасть летит на интрацикле Никушор.

«Маска» смеется голосом Папанова. Она распахивает пиджак. На внутренних его бортах висит десяток телефонных трубок. Человек снимает маску. Это — Прилипала. Он берет одну из трубок, подносит ко рту:

«Алло! Алло! Шеф! Подберите его…»

В небе появляется вертолет с веревочной лестницей.

«Ха-ха-ха!» — голосом Фантомаса смеется Дирижер. Он открывает кейс и, вынув оттуда пачку каких-то бумажек, сбрасывает вниз. В небе кружатся листовки. Они падают на землю, и на них можно прочитать: «Не шуметь», «Не сорить», «Не ходить», «Не рвать», «Не стучать»…

Проснулся Никушор от того, что кто-то тряс его за плечо.

— Не надо так долго спать, — говорила Дорина Ивановна. — Это вредно.

Протирая глаза, Никушор пошел умываться. Мать никуда не торопилась. И это было странно. Он нехотя умылся и сел за стол.

Утром из их дома всегда бежали, словно ему грозила беда. Хлопали двери, «выстреливал» лифт, лестничные площадки гудели от топота множества ног, звонко распахивались и с грохотом захлопывались двери подъездов. Все бежали. Никто не останавливал по дороге соседа, не окликал, чтоб переброситься несколькими словами.

Глаза всех искали транспорт — троллейбус, автобус, такси, «Жигули», «случайно» проезжающего частника. Но вот наконец все устроились — втиснулись в автобусы, повисли на подножках троллейбусов, уговорили таксистов, поладили с частниками.

Оглушающая тишина обрушивалась на дом. Никушора всегда неприятно поражала ее безысходность. Ему казалось, что он находится в каменном мешке.

На их площадку выходило две двери. Но кто жил за ними? Никушор не знал.

По утрам он всегда долго искал свою школьную сумку, вернее, то, что от нее оставалось после школьных баталий, находил где-нибудь под диваном, сгребал, не глядя, со стола учебники и тетради, сбрасывал все это в сумку и уходил из дома. Нейлоновые занавески оставались досматривать ночные сны, но и их спешащий куда-то ветер старался вытянуть из окна.

Вечером в дом бежали, как на пожар. Снова грохали двери, топот заливал лестничные площадки, падал и взлетал лифт.

Но вот волна набега откатывалась. Дом наполнялся звуками джазовой музыки, криками героев приключенческих лент, голосом Папанова, который все еще продолжал в мультфильме стращать отважного зайца…

Теперь можно было открыть дверь. Никушор выглядывал на лестничную площадку. Она была пуста — в каждой квартире добросовестно работал телевизор.

Стены дома обеспечивали надежную слышимость: слева смотрели хоккей, справа — «Кабачок 13 стульев», над головой во весь свой зычный голос пела Зыкина. Правда, наверху телевизор, случалось, выключали, и тогда кто-то подолгу терзал пианино: «Мне бесконечно жаль моих несбывшихся мечтаний…»

Хотелось заткнуть уши ватой, лечь на диван и зарыться в подушку. Хотелось кричать… нет, не от боли, не от горя — от удивительного одиночества среди взрослых.