Колесо над пропастью

Нет, человек не успевает за свой короткий срок стать по-настоящему взрослым! А усы он носит затем, чтобы убедить кого-то: «Вот, мол, какой я стал серьезный, вот какой важный». Надевает нелепую шляпу с полями, цепляет на нос очки в золотой оправе и начинает поучать тех, кто еще просто не успел, как он, нахлобучить на голову нелепую шляпу и отрастить тараканьи усы…

Наутро в детской библиотеке Никушор читал Толстого. Он стал жадно искать сведения о его пребывании в Кишиневе. Это было увлекательнейшее занятие. Он рылся в газетах, журналах, книгах. Шутка сказать, по этим самым улицам в сентябре — октябре 1854 года ходил великий писатель!

Кишинев той поры понравился Толстому. Он находил его даже красивым — с артезианским колодцем-«фонтаном», широкой Александровской улицей, тенистым городским садом, хотя на окраинах — он видел — в загадочной путани переулков, как рыбы в сетях, бились скотобойни, шерстомойки, мыловарни и салотопни.

Артиллерийский подпоручик Лев Толстой был молод и полон идей. Он задумал здесь, под этим южным солнцем, создать «общество для содействия просвещению и образованию среди войск». Правда, из этой затеи, читал Никушор, ничего не вышло. Жаль!

В Кишиневе на Золотой улице писатель мечтал издавать «Солдатский вестник» или «Военный листок», разработал даже проект издания, написал для него рассказ «Как умирают русские солдаты…». Но царь не дал согласия на открытие журнала…

Было страшно досадно: какой-то самодур загубил хорошее дело!..

«СКАЖИ МНЕ, КТО Я, И Я СКАЖУ ТЕБЕ, КТО ТЫ»

Никушор шел по улице. Заметив газон, побрел по свежей траве. Выйдя на поросший бурьяном пустырь, остановился. И снова почувствовал себя очень одиноким. Пустырь был огромным. Он один стоял посреди зеленого моря травы.

«Как же нам быть с этим Мишкой, — вспомнились ему вдруг слова диктора по телевизору, — ждать, чтобы однажды, подобно Кате, сбежал он за «девять километров»?»

Никушор сел на землю. Трава скрыла его с головой. Жужжали пчелы, бранился шмель, текли рыжие ручьи муравьев. А он был совсем один — на весь этот пустырь, город, на весь белый свет. Правда, в мире где-то были еще Мишка с Катей. Она сбежала «за девять километров». Но почему за девять, а не за тридевять земель?

«Не решила проблему транспорта», — подумал Никушор и вскочил.

Он быстро пересек пустырь. У самого берега зеленого моря громоздилась пирамида мусора. «Разведение огня запрещено», — предупреждала табличка. Никушор, выдернув из земли табличку, достал из кармана лупу, склонился над мусором. Огонь мягко, неслышно, на желтых шелковых лапах пополз по картонной коробке. Горели щепки, серая оберточная бумага, смрадно дымилась резина старого ската, а он рассеянно глядел в огонь…

И вот из огня вдруг стали проступать контуры гоночного велосипеда — алый руль, красное седло и, наконец, багровые колеса. Тонкие языки пламени обернулись спицами. Они сияли так, словно были выточены из солнечных лучей…

Никушор почти физически почувствовал, как ноги его вертят огненные педали. Ему даже стало жарко. Вздохнув, он отошел от высокого костра и вышел на тенистую аллею.

Неожиданно навстречу выскочил карт. Сделав поворот, машина понеслась обратно. Но это не удивило Никушора.

Вдали показалась школа. Картинги мчались теперь по широкой дороге, влетали в ворота, делали там виражи между столбами спортивной площадки и снова выскакивали из ворот. Стоял оглушительный треск, сизый дым набивался в ноздри.

На кирпичных ступеньках школы сидел подросток лет четырнадцати. Рядом стоял новый спортивный велосипед.

— Хороша техника? — не оборачиваясь, спросил подросток и кивнул в сторону картингов.

— Разве это техника? — поморщился Никушор. — Один шум. На нервы действует. Вот велосипед — это вещь. Летишь и никакого грома.

— Много ты знаешь, — оборвал его подросток, поправляя за поясом журнал «Юный техник». — А я люблю, чтобы гром. Это по-мужски. Мне и кличку такую дали — «Гром». Понял?

Никушор молча следил за движением картингов.

Человек среднего роста, мускулистый, в синем спортивном костюме, подавал какие-то знаки гонщикам. Звали этого человека Северин Сергеевич Ешану. Картинги, взревев, послушно влетали в ворота школы.

Никушор подошел к велосипеду, легонько, словно боясь обжечься, провел по седлу ладонью.

Рев моторов резко оборвался. Ешану заметил Никушора, его жест, но отвернулся — ребята заводили машины в боксы. Еще раз мельком взглянув на него, Ешану обнял за плечи картингиста и пошел с ним в здание школы, а Никушор снова, теперь уже смелее, взялся за велосипед. Но тут раздался громкий детский плач, и он невольно отдернул руки.

Гром рассмеялся.

Этот плач доносился из окон мастерской КЮТа — Клуба юных техников, расположенного в цокольном этаже. Никушор заглянул в окно. На стенах висели плакаты с изображением карта, его двигателя и какого-то механизма, состоящего из одного-единственного колеса. Странная машина! Никушор пожал плечами.

Двое ребят — Влад и Сергей — копались в распахнутой «груди» робота. Он плакал тоненьким детским голоском.