Колесо страха

Правда заключалась в том, что моя вера в себя оказалась подточена страхом перед мадемуазель де Керадель. На ее территории я был слишком уязвим. А если бы я убил ее, как я объяснил бы это? Смерть Ральстона, тени, колдовство? Лучшее, чего пришлось бы ожидать, — это сумасшедший дом. Как можно доказать подобное? А если бы я разбудил ее и потребовал, чтобы она отпустила меня, — что ж, не представляю, как бы это сработало. Нью-Йорк и древний Ис все еще располагались в моей голове слишком близко — и что-то подсказывало мне, что лучше всего сделать так же, как я сделал в Исе. Уйти, пока она спит. Я подошел к краю террасы и посмотрел вниз. Следующая терраса располагалась в двадцати футах ниже. Я не рискнул бы прыгать. Вместо этого я осмотрел стену. Кое-где из нее выпирали кирпичи, и я подумал, что мог бы по ним спуститься. Я снял туфли, связал их шнурками и повесил на шею, после чего пополз по стене на нижнюю террасу. Окна были открыты, из них доносился храп. Часы пробили два, и к одному из окон подошла довольно полная женщина. Она захлопнула окно. Мне пришло в голову, что беглец без обуви, плаща и шляпы вряд ли получит здесь помощь и убежище. Поэтому я спустился на террасу ниже, вход на которую был заколочен досками, и еще ниже — там тоже было закрыто. К этому времени моя рубашка была безнадежно испорчена, а брюки порвались в нескольких местах. Такими темпами мне скоро понадобится все мое красноречие, чтобы объяснить, что со мной произошло. Я перебрался через перила и кое-как наполовину слез, наполовину свалился на следующую террасу.

На нее выходила ярко освещенная комната. Сидя за столом, уставленным бутылками, четыре человека играли в покер. Я случайно задел растение в горшке и перевернул его. Один из мужчин уставился в окно.

Оставалось лишь рискнуть — и войти внутрь. Что я и сделал.

Мужчина, сидящий во главе стола, был толстым, его маленькие голубые глаза часто моргали. Во рту он держал сигару. Рядом с ним сидели его приятели: человек, похожий на банкира былых времен, худой и долговязый парень с улыбкой во весь рот и грустный человек невысокого роста с признаками несварения желудка.

— Все видят то же, что и я? — спросил толстяк. — Если да — давайте выпьем.

Все выпили, и толстяк заключил:

— Мои глаза меня не подводят.

— Если он не выпал из самолета, то это, видимо, летающий человек, — сказал банкир.

— Так кто же ты, незнакомец? — спросил толстяк.

— Я слез по стене, — ответил я.

— Я так и знал, — вздохнул грустный. — Всегда знал, что в этом доме живут аморальные люди.

Долговязый встал и ткнул в меня пальцем.

— А куда ты лез? Вверх или вниз?

— Вниз, — ответил я.

— Что ж, — сказал он, — если вниз, то все в порядке.

— А какая разница? — озадаченно спросил я.

— Огромная, черт возьми, разница, — ответил он. — Мы все, кроме него, — он указал на толстяка, — живем ниже, и мы все женаты.

— Пусть тебе это будет уроком, незнакомец, — сказал грустный. — Не верь женщине в отсутствие мужчины.

— Это мысль, достойная выпивки, — заметил долговязый. — Джеймс, Билл, разливайте.

В этот момент я понял, насколько нелепо выгляжу.

— Джентльмены, — сказал я, — могу назвать вам свое имя и сообщить личные данные, которые вы, если необходимо, проверите по телефону. Признаю, мне бы не хотелось этого делать. Но если вы позволите мне покинуть это место, уверяю вас, вы не станете соучастниками ни адюльтера, ни ограбления, ни иного нарушения законов общества и морали. Однако правду говорить вам бессмысленно, потому что вы все равно не поверите мне.

— Как часто я слышал раньше подобные заявления о невиновности, — ответил на это долговязый. — И именно эти же слова. Стой, где стоишь, незнакомец, и пусть присяжные решают. Джентльмены, осмотрим же место преступления.

Они вышли на террасу, изучили перевернутый горшок с растением, окинули взглядом фасад здания и вернулись. Затем с любопытством уставились на меня.

— Либо у него стальные нервы, если он пошел на это, чтобы спасти репутацию леди, — сказал долговязый, — либо ее папочка буквально страшнее смерти.

— Есть способ узнать, насколько у него стальные нервы, — заметил с обреченностью в голосе грустный — тот, кого назвали Джеймсом. — Пусть он сыграет пару раундов с этим чертовым толстым пиратом.

— Я не сяду играть с человеком, который носит свои туфли на шее, — возмущенно возразил толстяк Билл.

— Верное замечание, Билл, — кивнул долговязый. — За это стоит выпить.

И они немедленно выпили.

Я надел туфли и сразу почувствовал себя лучше — подальше от древнего Иса и мадемуазель Дахут. Я сказал:

— Под этой изорванной рубашкой бьется бесстрашное сердце. Я в игре.

— Достойно сказано, — отозвался долговязый. — Джентльмены, выпьем с незнакомцем.

Мы выпили. Да, мне это было нужно.

— Я играю на пару носков, чистую рубашку, плащ, шляпу и свободный выход отсюда.

— А мы играем на деньги, — сказал грустный. — И если ты проиграешь — выбираешься сам и в той одежде, что на тебе.

— Честно, — согласился я.

Долговязый написал что-то на фишке и показал мне, прежде чем добавить в пул. «Носок», — прочел я.