Мою фразу прервал грохот — словно рука, прижатая к моему рту. На кряж обрушилась волна, сотрясая его. Я почувствовал на лице брызги — будто его снова коснулся кнут Дахут, будто ее холодные пальцы коснулись моих глаз… И вдруг Макканн и Рикори показались мне нереальными, призрачными. И я увидел размытый силуэт Дахут на тропе между кряжем и морем…. И я услышал в сердце своем голос — голос владыки Карнака и мой собственный. Как я смогу убить ее, каким бы злом она ни была?
Затем до меня донесся голос Рикори… как долго он уже говорит?
— …и когда прошлой ночью вы не появились, я, как вы и предположили, поступил по своему усмотрению. Мы отправились сразу же, как только удостоверились, что Хелена в безопасности. Убедили охрану у ворот позволить нам пройти. Больше они никакие ворота охранять не будут. Мы увидели огни и подумали, что вы, наверное, где-то рядом с ними. Мы разделились, и я и Макканн случайно набрели на этот тактически выгодный наблюдательный пункт. Мы не заметили ни вас, ни мадемуазель Дахут…
Дахут!.. Очередная волна обрушилась на скалу, сотрясая ее, а затем уползла обратно в море, крича: «Дахут!» Очередной порыв ветра налетел на кряж, ревя: «Дахут!»
— Они внизу, ждут нашего сигнала… — продолжал говорить Рикори.
Я тут же сфокусировался.
— Сигнала к чему?
— К тому, чтобы прекратить то, что тут творится, — ответил он.
Рикори указал вниз, и я увидел, что край скалы чернеет на фоне красноватых отблесков. Я подошел ближе и посмотрел вниз.
Прямо передо мной возвышалась пирамида. «Как странно, она кажется такой близкой! — подумал я. — Как высоко вздымаются монолиты!»
Пирамида словно находилась всего в нескольких ярдах от меня, а де Керадель — на расстоянии вытянутой руки. Я знал, что на самом деле нас разделяет множество камней и примерно тысяча футов, но мог не только видеть саму пирамиду — так отчетливо, будто стоял с ней рядом, — но и смотреть сквозь ее стены.
Странно было и то, что, хотя повсюду выл ветер столь сильный, что он едва не сдувал нас со скалы, пламя у пирамиды не колыхалось, подрагивая лишь тогда, когда ему подавали пищу из черных кувшинов. И хотя ветер дул со стороны моря, дым от огней тянулся к нам.
И странной была тишина у монолитов, когда рокот моря лишь нарастал. Вспышки молнии не затмевали огней, гром и рокот волн не проникали сквозь окутавшую поляну тишину. Люди, которые подпитывали пламя, носили не белое, а красное. И де Керадель был облачен в красную мантию вместо белой — для жертвоприношений. На нем был черный пояс, но с алыми символами, а не серебристыми.
Огней было десять, они располагались полукругом вокруг трех алтарей-монолитов у порога пирамиды. Каждый из костров взметался выше человеческого роста, пламя было ровным. Над кострами вился дым. Эти столбы дыма были толщиной с руку. Поднявшись в два раза выше костров, клубы дыма изгибались и устремлялись прямо к порогу пирамиды. Они походили на десяток черных артерий, пронизанных алыми нитями, а огни были сердцами.
Черный выдолбленный алтарь скрывался за большим костром, сиявшим не только красным, но и черным. И это пламя не казалось ровным — оно пульсировало в медленном ритме, будто и вправду было сердцем. Между ним и огромной гранитной плитой, на которой совершались жертвоприношения и дробились кости жертв, стоял де Керадель.
На жертвенном камне что-то лежало. Сперва я подумал, что это человек, настоящий гигант. Но затем я разглядел, что это был огромный сосуд странной формы.
Ванна.
Я мог заглянуть в нее. Она была наполовину наполнена густой красно-черной субстанцией, на поверхности которой плясали крошечные огоньки — не бледные, как огни Святого Эльма, но алые, полные жизни. Именно отсюда черпали кувшинами топливо для огней люди, которые следили за ними. И оттуда зачерпнул де Керадель, бросив пригоршню светящейся в руках жидкости в огонь. На пороге пирамиды стоял другой сосуд, огромная чаша, будто для крещения. Она была полна, и ее поверхность освещалась красными огоньками.
Дым от десяти огней — десяток пронизанных алым артерий — соединялся с дымом, который поднимался от пульсирующего огня, и затем этот единый столб устремлялся внутрь Пирамиды.
Тишину нарушил шепот, тихий скорбный вой, и у подножия монолитов принялись вздыбливаться тени. Они поднялись, утопая по колени в земле, как я впервые увидел их… а затем их оторвало от земли и повлекло в пирамиду — воющих, дрожащих, пытающихся спастись.
Внутри пирамиды их ждал Собиратель. Тьма.
Я сразу и не понял, что Оно было там. Но Оно уже не представляло собою нечто аморфное, туманное, не было частью чего-то неизмеримо большего, обитающего вне нашего пространства. Собиратель облекался формой. Сквозь него текло алое пламя, будто ток его зловещей крови. Оно постепенно становилось материальным.
Сосуд у порога пирамиды опустел.
Де Керадель наполнил его из ванны… и снова… и снова…
Собиратель пил из сосуда и питался тенями и дымом огней, чья жажда утолялась кровью. И постепенно обретал плоть.
Я отпрянул, прикрыв глаза.