— Что навело тебя на эту мысль? Кто-то что-то сказал?
— Все страньше и страньше, как говорила Алиса[19]
. Нет, Билл, я сам заговорил об этом. Ничья тень не пала на меня, нашептывая мне на ухо…— Не говори так! — резко осадил меня Билл.
Я ошеломленно замолчал. В голосе Билла звучала паника — а это было вовсе не в его духе.
— Я просто так заговорил об этом. Так получилось, — повторил я. — Что все это значит, Билл?
— Не важно. — Теперь в его голосе слышалось явственное облегчение. — Завтра похороны Дика. Увидимся там.
Ничто не заставит меня пойти на похороны друга. Если захоронение не сопровождается незнакомыми мне обрядами и ритуалами, это бессмысленно. В гробу лежит кусок холодного мяса, которое сожрут черви. Тело, гротескно размалеванное в похоронном бюро. Глаза ввалились, им больше никогда не узреть красот мира, игры облаков, переливов волн, великолепия леса. И воспоминания о жизни разлагаются в гниющем мозге. Напудренный и приукрашенный символ бренности бытия. Я хочу помнить своих друзей такими, какими они были при жизни — веселыми, умными, энергичными. Но в мою память впечатывается образ моего друга в гробу, затмевая все остальные воспоминания. Так я теряю друзей. С моей точки зрения, у животных все устроено намного лучше. Они прячутся и умирают, никем не замеченные.
Билл знал о моем отношении к похоронам, потому я сказал:
— Нет, там мы не увидимся. Как твои успехи с ведьмой? — Чтобы предотвратить спор, я решил сменить тему.
— В каком-то смысле успехи есть. Не то, на что я надеялся, но мне удалось привлечь неожиданное внимание. Вчера мне позвонили адвокаты Дика и спросили, что он говорил о тех деньгах. Сказали, что пытались выяснить, куда он их потратил, но так и не смогли. Я заявил, что ничего не знаю. Конечно же, они мне не поверили. Но все, чем я располагаю, — это всего лишь смутные подозрения, поэтому я действовал наугад. Что ж, я их не виню. А сегодня утром мне позвонил поверенный Стэнтона и задал тот же вопрос. Сказал, что Стэнтон незадолго до смерти снимал крупные суммы и его фирма не смогла отследить, на что он тратил наличные.
— Это странно. А что насчет Кэлхауна и Марстона? Если они поступали так же… то все это дурно пахнет.
— Я сейчас как раз пытаюсь выяснить. Ладно, пока.
— Подожди, Билл. Я человек неторопливый, ты же знаешь. Но мне уже любопытно. Когда мы встретимся? И что мне делать сейчас?
Я никогда не слышал, чтобы Билл говорил так удрученно:
— Алан, ничего не предпринимай, пока я не раскрою тебе все карты. Сейчас я больше ничего не хочу говорить, но поверь мне: на то есть хорошая причина. Однако кое-что я тебе все же скажу. Твое интервью может стать очередной наживкой. И я полагаю, она сработает лучше моей.
Это было во вторник. Конечно же, мне было очень любопытно, что за всем этим кроется. И я был озадачен. Если бы кто-то другой попытался вести себя так со мной, я бы разозлился. Но речь шла о Билле. Если он попросил меня ничего не предпринимать, то знал, что делает. В этом я был уверен. И ничего не предпринимал.
В среду похоронили Дика. Я просмотрел свои записи и приступил к первой главе своей книги о ведовстве в Марокко. В четверг вечером мне позвонил Билл.
— Завтра намечается небольшая вечеринка у доктора Лоуэлла. Придут доктор де Керадель и его дочь. Я хочу, чтобы ты присутствовал. Уверен, тебе будет интересно.
Де Керадель? Имя показалось мне знакомым.
— Кто он?
— Рене де Керадель, французский психиатр. Наверное, ты читал его…
— Да, конечно, — перебил я. — Он попытался повторить некоторые эксперименты Жан-Мартена Шарко[20]
в больнице Сальпетриер, верно? В исследовании гипноза он продвинулся дальше своего учителя. Покинул Сальпетриер несколько лет назад после какого-то скандала. То ли кто-то из подопечных умер, то ли его выводы были слишком неортодоксальными… Что-то в этом роде?— Да, тот самый де Керадель.
— Я приду. Мне хотелось бы познакомиться с ним.
— Отлично, — сказал Билл. — Доктор Лоуэлл пригласил гостей на половину восьмого. Надень смокинг. И приходи на час раньше. С тобой хочет поговорить одна девушка — до того как соберется вся компания.
— Девушка? — опешил я.
— Хелена. — Билл хихикнул. — Смотри, не разочаруй ее. Ты ведь ее герой. — Он повесил трубку.