Колян

Но гигант махал тесаком так резво, что, казалось, он будет это делать до завтрашнего утра. Николай отбивал удары круговыми движениями, не принимая прямых ударов. Улучив момент, он достал левой рукой нож из ножен и метнул его в здоровяка. Тот успел отпрянуть в сторону. Этот кадр обладал, при своей величине и лишнем весе, огромной скоростью и выносливостью, а под неопрятными жировыми складками таились стальные мышцы, ничуть не подточенные разгульной жизнью и выпивкой. Брошенный нож всё‑таки зацепил бандита, и на его плече расплывалось красное пятно.

Удар! Удар! Бандит вздрогнул — кончиком шашки Николай зацепил его ногу на бедре и нога вмиг окрасилась красным. Внезапно бандит резко повернулся и побежал в лес. Николай заметил боковым зрением, что драка уже стихает, практически все бандиты лежат в разной степени «готовности», только два мародёра отбиваются ещё спина к спине от его бойцов, стоя возле телеги.

Николай бросился за вожаком, чья спина мелькала между стволов, и поднажал, тот был всё ближе, ближе… Атаман перехватил шашку, как копьё, и с силой метнул её в спину убегающему. Шашка вонзилась ему чуть выше поясницы, острым концом выйдя у бандита из печени. Тот сделал по инерции ещё несколько шагов, потом глаза его закатились и он упал навзничь. Николай подошёл, осторожно повернул его голову ногой — он мог притворяться, что потерял сознание и в предсмертном усилии напасть на противника. Но нет, если он и не был сразу убит, то уже доходит.

Атаман с усилием выдернул из тела шашку, она вылезла с противным скрежетом по рёбрам и выпустила следом фонтанчик крови, тут же затихший и расплывшийся ручейком. Он обшарил труп, забрал с собой тесак и пошёл к месту схватки. Там уже всё закончилось. Последние бандиты лежали со стрелами в голове. Николай одобрил это решение — нечего устраивать героическое фехтование и гладиаторские бои, противник должен быть устранён максимально эффективно и безопасно. Это война, а не игры.

Бойцы еще подбирали оставшееся оружие, когда к ним подскакал отряд подмоги, ведомый Алкой. Она очень переживала, что выказала слабость, и не смотрела на Николая, пряча глаза. Один из бойцов неловко держал на весу раненую руку — стрела из засады попала в него, пока стрелков не посбивали с деревьев. Вожак бандитов был довольно неглупым и умелым солдатом, впрочем, ему это не помогло.

Бойцы отвязали захваченных женщин. Те бессмысленно таращили глаза, не понимая, кто их отвязал — то ли новые бандиты, то ли непонятно кто, еще. Они тряслись на солнцепёке, как от холода, видимо, пережитый стресс и насилие нанесли ущерб их рассудку.

Николай смотрел на них и думал: «Вот что с ними теперь делать? С собой взять? Они сейчас полусумасшедшие, а мы не можем себе позволить таскать с собой обузу. Бросить тут? На разорённой ферме? И дальше что? Или их звери сожрут, или залётные бандиты к рукам приберут. Ведь сколько уже твердили миру — надо селиться посёлками, под охраной войска, это вам не допотопные времена, мать вашу! Никак не могут взять в толк, что того мира уже нет, что всё изменилось! Ладно. Сейчас в лагерь пойдём, там отойдут и решим, что делать с ними».

Девчонки пошарились в телегах и нашли одежду для бывших пленниц. Те молча и покорно одели на себя то, что им дали, их посадили в телеги, и караван тронулся в обратный путь. Через пару часов они уже подъезжали к лагерю казаков. Он расположился на живописном берегу речушки. Горели костры, доносился аппетитный запах жареного мяса. Николай сглотнул сразу набежавшую слюну и подозвал взводных к себе:

— Как покормите людей, пошлите наряд к ферме, пусть похоронят как следует фермера и его детей. Этих двоих пусть вымоют девчонки — негоже им в таком поросячьем виде ходить, антисанитария сплошная. Напоите их, накормите. Как отойдут — ко мне. Я с ними хочу поговорить. Да — ещё — собаку пусть похоронят. Пёс честно бился за хозяев, заслужил, настоящий боец.

Взводные побежали исполнять приказ, а Николай со вздохом опустился по дерево, лёг на спину и стал смотреть в бездонное голубое небо, по которому проплывали пушистые перистые облака. Руки и ноги у него мелко зудели, как у пассажира, который ехал много дней в поезде и только что сошёл с него. Большая физическая и психическая нагрузка от боя всегда заканчивалась расслаблением и каким‑то накатом депрессии — вот и опять выжил, и ещё раз Смерть прошла мимо. Доколе? Он закрыл глаза и стал наслаждаться чувством живого тела — прикосновениями травинок, дуновений ветерка и щекотанием жучка, ползшего по его ноге. Он стряхнул жучка, поднялся, щёлкнув суставами, и пошёл к костру за порцией шурпы из кабана — охотники подстрелили его, когда тот, обнаглев, выскочил прямо перед отрядом на дорогу. Его тут же истыкали арбалетными стрелами, и теперь куски его ароматного мяса варились в котлах казаков.