Колибри

– Как я им скажу? – Нина начала всхлипывать. – Как я их приведу сюда? Что они увидят?

Анна взяла ее за руку и нежно сжала. Ответа у нее не было ни на одном из языков, которые она знала.

– Почему вы позвонили мне? В смысле мы же не знакомы…

– Я не знаю, – ответила Нина и быстро спросила: – Между вами что-то было?

– Что? Ни в коем случае, даже не думайте ни о чем подобном, – ответила Анна.

Нина осторожно улыбнулась, и по ее щекам потекли слезы.

34

Анна въехала во двор дома Бихар. Усталости как не бывало, она ощущала себя машиной, включающейся нажатием кнопки. И хотя было довольно поздно, она решила перекинуться с семьей Челкин парой слов, желая напомнить, что они все еще у нее под наблюдением. А может, она хотела лишний раз напомнить это себе? По мере того как дни становились короче, улетучивалась и ее мотивация, она уже пару раз даже принимала решение закончить охранять Бихар, но потом все равно возвращалась. Словно ее охватила заразная болезнь. В любом случае Рождество поставит окончательную точку во всем этом. И если ничего не произойдет до того, она сдастся, но сможет ли она это сделать – вот в чем вопрос.

Окна квартиры Челкинов были темные, как и глаза ее хозяев. Казалось, никого дома нет, но Анна решила попытаться. Она зашла в подъезд, стены которого были испещрены граффити-тегами, позвонила в дверь, но никто не открыл. Где они могут быть? Ведь обычно всегда кто-то дома. Вернувшись к своему автомобилю, Анна заметила, как патрульная полицейская машина медленно выехала с парковки. Теперь она узнала водителя.

Какого хрена он тут делает?

То же самое, что и она?

Анна позвонила Эско. Они договорились встретиться в полицейском управлении.

– Если ты не хочешь, можешь не лезть в дела черножопых – это не обязательно, – сказала Анна.

– Пожалуй, уже обязательно.

– Рассказывай!

– Ничего я тебе не расскажу.

– Ты опять начинаешь! – Анна начала кричать. – Даже не пытайся изображать из себя якобы дружка-товарища, если ты не хочешь таким стать. Можешь не подлизываться ко мне, даже если прикажет Вирккунен! Меня все это достало!

Изнутри выплеснулась ярость вперемешку со слезами. Она ощутила себя ребенком, чье доверие обманули.

– Эй, спокойно! Я всего-то сказал, что должен показать тебе одну вещь.

Эско отвел Анну в архив, где хранились видеозаписи допросов. Он взял ноут и включил его.

– Я вчера заново отсматривал материалы по допросу Бихар.

– Почему? Зачем ты это делал? – удивилась Анна.

– А потому, что в сентябре я видел тебя у них во дворе, когда занимался одним делом. Тогда я подумал, что ты тайком ездишь туда, чтобы следить за их семьей, но не стал поднимать бучи, точнее, откровенно говоря, ты меня тогда так бесила, что я решил воспользоваться этой информацией, но потом, при случае.

– Что за говно, Эско! – выругалась она.

– Говно – оно и в Африке говно, только сейчас помолчи и послушай. Я тут давеча подумал: и чего это ты все никак не отстанешь от этого дела, да еще скоро и уработаешься до смерти?! Что-то подозрительное должно быть в этих Челкиных. Так что для самоутешения я пришел посмотреть запись и… Гляди сюда.

Сначала на экране появилась одиноко сидящая в допросной Бихар.

Девушка нервно поглядывает в сторону двери и грызет ногти. Они у нее крашеные-перекрашенные, разноцветный лак обколупался – вид еще тот. Затем в кабинет входит Анна.

«Да уж, выгляжу я сурово, – подумала Анна. – Надо было вести себя поласковей, быть заботливой, по-матерински доброй. Может, Бихар открылась бы тогда?»

Начался допрос, и Анна вспомнила каждое слово, как если бы только что их произнесла. Ее опять охватила безнадежная ярость от того, что девушка решила все отрицать и защитить своего отца. Ей вовсе не хотелось смотреть запись заново, испытывать то же чувство опустошения, заново видеть собственную неудачу.

– Смотри спокойно, – сказал Эско, заметив, как Анна нервничает, – досмотри до конца.

Анна увидела, как она закончила допрос, как встала, чтобы уйти, и как Бихар замешкалась. «А, ну да, я помню это. Я тогда еще подумала: чего это девчонка медлит. Может, хочет еще что-то сказать?»

И вдруг Анна увидела это – всего доля секунды, но все ясно.

Она стоит у открытой двери, за нею открывается освещенная пасть коридора, а Бихар стоит около стола и приподнимает надетый на нее длиннополый тренч. Затем она смотрит прямо в камеру просящим и одновременно пустым, мертвым взглядом и вдруг распахивает тренч, и тогда камера словно обретает голос и начинает взывать о помощи.

Это написано у нее на футболке.

На черной ткани белыми грубыми буквами выведено простое слово: «Помогите».

У Анны потемнело в глазах, в голове застучало и надулись вены на висках. «Когда я видела Бихар последний раз? Я ездила туда сегодня, но не видела ее, никого не было дома. И почему я не увидела этого призыва о помощи раньше? Почему не пересматривала записи? Ведь для этого же они делаются, чтобы можно было изучить их и проанализировать, а я этого не сделала. Сколько прошло времени после допроса? Больше двух месяцев. Когда я видела Бихар последний раз?

Я не помню».