Колибри

В той же главе эпизод с травмой на лыжах, со сломанной палкой, врезавшейся в бедро спортсмена, случился реально – не на соревнованиях, правда, а на тренировке – на горе Гтмито в Абетоне, с довольно крепким пареньком из Флоренции, я лишь помню его фамилию – Грацьюзо. Кровь на снегу. Ребенок, кричащий от боли. Каждый раз, когда я это вспоминаю, мне становится плохо.

Наконец, глава была впервые опубликована в издании IL в июле 2017 г.

В главе «Урания» запись карандашом на титульном листе научно-фантастического романа – подлинная, касающаяся меня и приспособленная для «Колибри». Мой отец, когда я появлялся на свет, не помню в каком флорентийском роддоме, действительно написал эти слова на титульном листе романа «Урания», который он в то время читал: «Здравствуйте, синьоры и синьоры! Хочу представить вам своего нового друга… или нет, скорее подругу… синьорина Джованна… или же синьор Алессандро, пока еще неизвестно… Внимание, идет акушерка… пока ее еще плохо видно… вот она наклоняется… Господа, встречайте, синьор Алессандро!» Это был роман Филипа К. Дика «Небесное око», датированный, по причинам, изложенным в главе, 12 апреля 1959 года, хотя я родился первого.

Естественно, что фильм, упомянутый в начале главы «Господине-е-е-е!», – это «Амаркорд» Федерико Феллини, вышедший на экраны 13 декабря 1973 года.

В той же главе есть фраза из романа Салмана Рушди «Золотой дом» 2017 года (изд-во Mondadori).

В начале главы «Веревочка, маг, три трещины» я хотел отдать дань магистральной поэтической прозе Серджо Клаудио Перрони под названием «Знать дорогу» из книги «Временами я прихожу в твои сны» (изд-во La nave di Teseo): «Ты перемещаешься в темноте и себя не находишь, движешься в стенах дома, но к тому, что ожидалось, прикоснуться не можешь, то, к чему прикасаешься, – нежданно, то оно слишком рано, то – слишком поздно, с незнакомыми выступами и впадинами, и тогда ты ищешь ближайший выключатель и на долю секунды включаешь свет и тут же его гасишь, чтобы совсем не проснуться, и этого мига хватает, чтобы понять, кто ты, распознать предстоящий путь за секунду до того, как он растает, оставив в твоей голове планиметрию темноты, и ты уверенно продвигаешься с каждым шагом, каждым жестом среди форм, которым теперь доверяешь, в убеждении, что знаешь дорогу в невидимом, но продвигает тебя вперед лишь воспоминание о той доле секунды, направляет твой шаг лишь память о вспышке света». В качестве дани уважения отрывок был не бог весть что, и я решил его выбросить, но 25 мая 2019 года, в то время как я еще писал этот роман, Перрони лишил себя жизни в Таормине, где проживал. Поскольку он был моим другом, я решил вернуть в роман мою ничтожную дань, чтобы иметь повод написать эти строки в знак признательности ему.

Статья, отрывок из которой я цитирую в конце главы «Первое письмо о колибри», написана Марко Д’Эрамо, опубликована в газете Manifesto от 4 января 2005 года и действительно посвящена выставке «Империя ацтеков», проходившей с 15 октября по 15 февраля 2005 года в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке.

«Речь о дуккхе» из главы Weltschmertz & Co. опубликована в издании Nidāna Sа́yutta, содержащем ряд речей, связанных с причинными факторами (V), Gahapati Vagga, Burma Pitaka Association, Rangoon, Burma.

Несколько слов о песне Gloomy Sunday, упоминаемой в одноименной главе. В Венгрии, где в тридцатые годы создана была эта песня под названием Szomorъ vasбrnap на слова Ласло Явора (Lбszlу Jбvor) и на музыку пианиста-самоучки Реже Шереша (Rezsц Seress), она была впервые записана в 1935 году певцом Палом Калмаром и сразу приобрела мировой успех. По этой причине она мгновенно стала джазовым стандартом в основном благодаря ее американской версии, созданной 1936 году поэтом-песенником Сэмом Льюисом. Вот ее английский текст:

Sunday is gloomy
My hours are slumberless
Dearest the shadows
I live with are numberless
Little white flowers
Will never awaken you
Not where the black coach
Of sorrow has taken you
Angels have no thoughts
Of ever returning you
Would they be angry
If I thought of joining you
Gloomy Sunday
Gloomy is Sunday
With shadows I spend it all
My heart and I
Have decided to end it all
Soon there’ll be candles
And prayers that are said I know
Let them not weep
Let them know that I’m glad to go
Death is no dream
For in death, I’m caressin’ you
With the last breath of my soul
I’ll be blessin’ you Gloomy Sunday.