Короче, вчера я был в доме. И в какой-то момент мне вдруг захотелось войти в комнату Ирены, сам не знаю почему. Мне было известно, что там все осталось неизменным, я бывал в этой комнате неоднократно, когда еще там жил, и потом, когда приезжал на праздники из Рима. Я знал, что мать с отцом содержали ее в чистоте и неприкосновенности, кровать всегда застелена, словно Ирена должна явиться с минуты на минуту. Я открывал дверь, входил и смотрел: кровать, синее покрывало, на письменном столе порядок, на книжных полках полный беспорядок, красивая настольная лампа, некрасивая настольная лампа, на стене гитара, пластинки, проигрыватель, шкаф с афишей Жака Майоля и другой – с Лидией Ланч, кукольный «дом над водопадом», который папа специально для нее смастерил, абсолютный его шедевр. Я входил в ее комнату, осматривал и выходил. По правде сказать, раньше я это делал чаще, чем теперь: сейчас, когда я появляюсь там, чтобы проверить, все ли в доме в порядке, я в нее никогда обычно не заглядываю, поскольку уверен, что с этой комнатой уже никогда не может быть никаких проблем. Это – почившая комната, если ты понимаешь, что я хочу этим сказать. Но вчера утром, непонятно почему, я в нее вошел. И не ограничился осмотром: уселся на кровати, измяв безупречно разглаженное синее покрывало. Включил красивую настольную лампу. Сел за письменный стол. Так вот, если бы за все эти годы, а их прошло немало, ты меня спросил, что находилось на письменном столе Ирены в ее почившей комнате, я бы тебе ответил «ничего». То есть что там была красивая лампа, карта мира из журнала «Нэшнл джиографик» на стене под стеклом, взятый в рамку барельеф «Шоу ужасов Рокки Хоррора»
[58], который Ирена никогда бы не повесила на стену, то есть, собственно, практически ничего. И тем не менее там что-то было, было всегда и до сих пор находится там. Книга. Одна из тех старых, которые берегут, обложка без иллюстрации, обернутая для сохранности в целлофановую пленку, как папины книги «Урании». Видимо, из-за того, что она сливалась по цвету со столом, я ее никогда не замечал. Это сборник стихотворений, называется «Много сезонов», автор – Джакомо Прамполини[59], я о таком никогда не слышал. Я взял ее и погладил, словно сама целлофановая обертка об этом просила. Потом я раскрыл книгу наугад. То есть на той странице, на которой она сама захотела открыться, а именно на странице 25, где лежал сложенный вдвое листок из школьной тетради, который выпал из нее на стол. Прежде чем его открыть, я прочитал стихотворение, напечатанное на той странице. Вот оно: