Колибри

Члены семьи Каррера в полном составе собрались в доме в Больгери. Паста с рагу, приготовленная Пробо четыре дня назад, несколько раз подогревавшаяся в духовке и доведенная до точки, когда она, как кабан Одина, казалось, сама по себе возрождалась, все же была съедена. Поскольку было воскресенье и синьора Ивана, приходившая к ним из Биббоны по будням стряпать и убирать, в этот день не явилась, ужинать было нечем. Двое членов семьи, которые обычно в подобных этому экстренных случаях занимаются решением вопроса, – Пробо и Марко – были заняты в тот вечер делами, не терпящими отлагательств. Пробо собирался с Летицией на ужин в Сан-Винченцо, в ресторан «Красный лобстер» праздновать пятидесятилетний юбилей вдовы его друга Альдино Мансутти: именно он, Пробо, обнаружил этот потрясающий приморский ресторанчик и убедил Титти приехать сюда из Пунта-Алы, а это три четверти часа езды на машине. Он заказал столик, он оплачивает ужин, поскольку это его вечер, хоть и виновница торжества она. Последнее, о чем он думал, – это о том, что дом остается пустым.

Марко вообще ожидало событие, которому предстояло изменить его жизнь: он пригласил на ужин Луизу Латтес, девушку из соседнего дома, в которую был уже два года влюблен, и она приняла его приглашение. Но это было не какое-то заурядное приглашение по крайней мере по трем причинам: 1) Луизе всего пятнадцать, тогда как ему двадцать два, и это означает, что Марко влюбился в нее, когда ей было тринадцать; 2) его семья и семья Луизы уже долгие годы пребывают в раздоре, каждая из них убеждена, что играет роль жертвы в старой комедии о злых соседях; начало положил скандал, устроенный отцом Луизы (адвокатом гигантского роста, наглым реакционером, который в следующем году решится переехать с семьей в Париж «из опасения, что к власти придут коммунисты»), он много лет назад выдвинул против Летиции необоснованное обвинение, что она-де накормила отравленной котлетой его любимого пойнтера, безудержно лаявшего ночи напролет и, по правде сказать, всех доставшего. На самом деле в непримиримой вражде находились только Летиция с адвокатом: мамаша Латтес и Пробо Каррера, схожие по характеру, всегда держались в стороне, стараясь стерпеть вспышки ругани своих супругов, тогда как их дети сперва побратались, что вполне логично в столь унылом месте, как это, где нелегко найти альтернативу соседу по дому, – а потом тайно, или не очень, влюбились друг в друга. Конец изоляции положила Ирена, сойдясь четыре года назад со старшим братом Луизы – Карло, парнем, так сказать, обстоятельным – накачанные мышцы, светлое волосяное покрытие и сыновняя почтительность, – на которого Ирена при нормальном положении вещей даже бы не взглянула, но в ситуации семейного раздора тот становился живым воплощением запретного плода, вкушаемого все лето на глазах у враждующих сторон, зеленеющих от злости; она выкинула его за ненадобностью, как мешок перегноя, во Флоренции, в сентябре, где их уже никто не видел. Позднее (два года назад, как мы говорили) словно ударом молнии был сражен Марко Каррера при виде Луизы, повзрослевшей в мгновение ока с прошлого лета, если не по возрасту – ей было только тринадцать, – то по меньшей мере физически, а также очевидно поумневшей, поскольку роковой взгляд Марко застиг ее за чтением «Доктора Живаго», его любимого произведения: она сидела на песке, прислонившись спиной к пляжной кабинке. Два года, прошедших с того самого взгляда, Марко прожил в чистом и простом ожидании, пока Луиза достигнет возраста, когда его интерес к ней не будет представляться ей нездоровым, и этим летом ему показалось очевидным, что ждать еще год до решительного шага означает уступить кому-то свой приоритет, назовем это ius repertoris[68] – подобно приоритету его отца на «Красного лобстера» или Ирены на музыку Ника Дрейка. Однако решительно неловким это приглашение на ужин становится по причине номер 3, про которую Марко не знает, но знает Луиза: в то же самое утро Джакомо, вернувшийся из поездки по Португалии, где был со своей невестой после выпускных экзаменов – да, Джакомо, ретивый, мускулистый, раздражительный, великодушный младший братец Марко, столь на него непохожий, столь красивый, элегантный, загоревший и вместе с тем хрупкий и легкоранимый и тоже закомплексованный, – под конец идентичного годового ожидания сближения, в равной степени тайного и мучительного, даже еще более тайного и мучительного, если считать, что он уже два года был помолвлен, – тоже пригласил Луизу поужинать, и она, сделавшая свой выбор еще девочкой, то есть раньше их всех, ему отказала. И хотя, надо думать, Марко не говорил домашним, с кем он собирается провести сегодня вечер, Джакомо – весь как оголенный нерв после отказа – кое-что заподозрил: он видел, как Луиза и братец трещали на пляже подобно двум сорокам. Поэтому и у Джакомо не было никакого желания думать вечером о еде.