К этому заключению – возобновляет он рассказ – он пришел, представив, как она, Летиция, подошла бы к вопросу: один-единственный расчет для простого и поразительного заключения – не десятки расчетов для сложного и маловажного. Это – подход архитекторов, говорит Летиция. Нет, возражает ей Пробо, это – подход Летиции Калабру. Из этого, добавляет он, у него возникло совершенно новое видение смерти Альдино – видение, говорит Пробо, которое в нем всегда жило и которым он решил с ней сегодня поделиться. Без всякой необходимости в расчетах и так было ясно, что вероятность того, что крюк оборвется именно в тот день и миг, когда Альдино Мансутти будет проезжать через точку, в которую упадет водяной бак, была бесконечно малой. Одна на миллион? Одна на миллиард? Не имеет значения. Наверняка гораздо меньше, чем прямое попадание молнии в то время, когда бежишь в укрытие, говорит он, как это случилось однажды с инженером Чекки во Франции: там причиной были электрические разряды, молнии сверкали повсюду и разряжались, попадая в землю, на которой как раз находился инженер Чекки. Нет, говорит Пробо, продолжая курить и глядя прямо перед собой, обстоятельства, приведшие к гибели его друга, совершенно иные, более сложные, и случившаяся дорожная авария относится к разряду
Улыбается. Глубоко затягивается. В наступившей темноте горящий кончик сигареты освещает красным его лицо. Он молчит и смотрит туда, где угадывается лицо жены.
– В каком смысле? – спрашивает она.
Потому что, продолжает он, их дружба была грандиозной, и она это знает, глубокой, насыщенной приключениями и эмоциями, но в то же время между ним и Альдино произошли по меньшей мере две запомнившиеся ссоры, о которых они никогда больше не говорили, поскольку конфликты были быстро исчерпаны и обошлись без последствий. Первая ссора произошла, когда им было по двадцать и они учились в университете. Пробо даже не помнит причину, может, из-за приглашения на какую-то вечеринку, а может, из-за девушки, и, вполне вероятно, Пробо тогда был неправ. Вторая ссора, которую Пробо помнит отлично и над которой он стал снова раздумывать после гибели Альдино, произошла много лет спустя, уже после университета, когда они оба женились и стали отцами семейств. Памятна она потому, продолжает Пробо, что они охотились вдвоем в загородном угодье отца Титти, в Валломброзе[70]
, и оба были вооружены. Альдино внезапно выстрелил в куропатку, в которую целился Пробо. Он стоял за спиной Пробо, вскинул ружье над его плечом и выстрелил, напугав его до смерти, поскольку Пробо в это время сам прицеливался в куропатку и не ожидал услышать двух оглушительных выстрелов в двух сантиметрах от уха. Альдино поступил не по правилам, и то, что он сделал, было довольно опасно, но последовавшая за этим реакция Пробо была чрезмерной. Он завопил и высказал другу прямо в глаза все, что он о нем думал, осыпал его оскорблениями, отчасти не заслуженными, и ушел, дрожа от гнева и испуга, оставив того одного с собакой, которая принесла к его ногам проклятую куропатку. Вот, спрашивает Пробо у жены, разве невозможно представить, что во время той ссоры в нем на три сотые секунды мог возникнуть импульс прикончить Альдино? Он держал в руке заряженную двустволку, когда изрыгал на него ругательства как на самого последнего из людей: не думает ли она, что в какой-то неуловимый миг, который невозможно ни ощутить, ни запомнить, в нем возникло желание поднять ружье и выстрелить другу прямо в лицо?Молчание. Летиция не знает, что ответить. Две желтые фары прорезают темноту и приближаются: это «Ситроен DC» Титти Мансутти. Летиция продолжает молчать. Да, отвечает Пробо, не сомневайся, возникло. Но так как судьба Альдино, замечает он напоследок, уготовила ему гибель в результате одного из самых невероятных совпадений во вселенной, когда все решалось в течение трех сотых секунды, то получается, будто он сам убил его в то утро. В сущности, одно и то же. Он выкидывает сигарету, открывает дверцу, выходит. Летиция следует за ним. «Ситроен» останавливается, показывается Титти со своими двумя дочерями. Все обнимаются и входят в ресторан.