Колибри

Ирена, со своей стороны, тоже была на пределе. Это было видно. Видно невооруженным глазом. Видно по впавшим глазам и темным глазницам, по вздувшейся на виске голубой жилке, по налету соли на волосах, даже не собранных в хвост, по ее бесцельному блужданию по дому тихой поступью призрака с плеером, в наушниках и, главное, по музыке, которую она слушает, если бы кто-то дал себе труд послушать: она слушает Gloomy Sunday, венгерскую песню самоубийц, сгубившую, согласно легенде, десятки жизней в Будапеште в тридцатые годы, по причине ее невыносимой грусти, тут звучащей в кислотном исполнении – хриплым шепотом, на диссонансе с отчаянием и без последней строфы, добавленной американцами, чтобы слегка подсластить пилюлю (dreaming, I was only dreaming – дескать, все было сном, поэтому герой не кончает с собой), недавно выпущенной Лидией Ланч, героиней Ирены, и маниакально переписанной ею на обе стороны кассеты, которую она слушает целыми днями, только ее одну, в красном плеере, подаренном ей на Рождество братьями. Да, эта песня – сигнал тревоги, звучащий уже давно, но ее никто не слышит. Да, Ирена на пределе, но этого никто не видит.

Не видит даже Летиция, которой смертельно не хочется ехать с мужем на этот ужин, и если бы она это видела, то воспользовалась бы как отговоркой, чтобы остаться дома и приготовить дочери тарелку спагетти, после чего – если бы она видела, что Ирена на пределе, но она этого не видит, – попробовала бы с ней поговорить и услышать, как ее посылают подальше, что могло бы в данной ситуации оказаться спасительным. Но она не видит: Летиция не видит слона, несущегося на всех парах, который вот-вот вдребезги разнесет ее дом. Она, как всегда, недовольна, безвольна. У нее, как всегда, легкая головная боль. Ей до смерти не хочется делать то, что она собирается, но она, как всегда, это сделает.

Никто не думает о еде сегодня вечером в доме семьи Каррера, никто не думает об Ирене – и дом пустеет. Первым выходит Марко, которому предстоит совершить ложный маневр из-за войны между соседями. Он прощается со всеми и выходит, думая об уловке, которую они придумали с Луизой. Вскоре выедет и она, на велосипеде, и направится в сторону дома своей подруги Флорианы, которая является соучастницей сговора, как кормилица Джульетты. Но в доме подруги Луиза не задержится, а прямиком проследует к «Красному дому», где Марко и будет ее ждать. Она оставит там свой велосипед и пересядет в его «Маджолино»[69], он уже решил, куда они поедут: в самое красивое место на свете. Впервые в свои двадцать два года Марко собирается узнать, что такое счастье, и готов к этому. И хотя они об этом еще не говорили, он не сомневается: Луиза отвечает на его любовь взаимностью. Он представляет – в общих чертах, – что произойдет, и ни о чем другом думать не может.