Хороший был сон, Марко. Светлый. Безмятежный. Жаль только, я очнулась на середине. Я хорошо это помню, потому что больше уснуть не смогла и несколько часов провела в раздумьях. Я лежала в гамаке в каком-то мексиканском патио под огромным, медленно вращающимся вентилятором на потолке, а ты сидел рядом во всём белом и раскачивал меня. Мы играли в какую-то странную игру и смеялись... мне трудно объяснить, как именно. И ты на спор предложил мне произнести некое заклинание, а я не смогла, – очень необычная была фраза, я даже записала её, как только проснулась: «К восемнадцати годам бенедиктинцы научили меня говорить, так что кое-какие вещи мне всё-таки удалось усвоить». Дословно, клянусь! А я всё не могла это повторить, постоянно ошибалась, и чем больше ошибалась, тем сильнее мы смеялись, а чем сильнее мы смеялись, тем больше я ошибалась. В конце концов – просто чтобы тебе было понятно, как сильно мы смеялись, – ты и сам уже не мог это произнести. Потом в патио пришёл твой отец, как обычно немногословный, и мы попросили его произнести ту же фразу, а он попытался и сразу сбился. Не стоит и говорить, что мы оба тут же расхохотались, а через какое-то время и он тоже, потому что непрерывно пытался и непрерывно сбивался. Как он ни бился, ничего не получалось. Иногда выходило: «К восемнадцати годам францисканцы...» или «...они научились со мной говорить...» Похоже, в этой фразе и правда было что-то волшебное, поскольку мы буквально помирали со смеху. А потом я проснулась. В пересказе сон выходит дурацким, но клянусь, он вовсе таким не был. И мы друг друга ни капельки не стеснялись. И твоего отца тоже. Всё шло как по маслу. Но чего ты хочешь, это же был только сон.