Fatalities[10] (1979)
«Выживших нет». Таким был вердикт о «трагедии в Ларнаке», как её сразу стали называть, – выражение лингвистически куда более жестокое, чем «94 fatalities», фигурирующее в отчёте, которым инцидент был зарегистрирован в органах управления гражданской авиации.
Поскольку самолёт поднялся в воздух из аэропорта Пизы, большинство этих fatalities были итальянцами, и, разумеется, все газеты и телеканалы очертя голову бросились освещать катастрофу; однако прочие fatalità (в другом значении этого слова – злая судьба, роковая случайность), немедленно потеснили её с заслуженных первых полос. Первым делом, спустя всего несколько часов, произошла ещё одна авиакатастрофа, причём из тех, от которых просто так не отмахнёшься – то есть самая серьёзная в истории Америки (в момент взлёта из чикагского аэропорта потерпел крушение DC-10 авиакомпании «Американ Эйрлайнз», 271 fatalities), и это сразу же привело к путанице, вызвав непреодолимый – по крайней мере, с точки зрения журналистики – соблазн смешать два аварии, слепить в единый комок ужаса, пусть даже в реальности у них не было ничего общего, кроме марки самолётов – разных, впрочем, моделей. Но куда сильнее внимание всей страны отвлёк случившийся всего через три дня арест Валерио Моруччи и Адрианы Фаранды, двух самых разыскиваемых членов итальянских «красных бригад». Ещё через пять дней состоялись досрочные политические выборы, в результате которых был сформирован восьмой состав республиканской Палаты депутатов, а ещё через неделю – первые выборы в Европарламент. Пока, Ларнака! Так что время, отведённое газетам на то, чтобы по горячим следам собрать подробности и свидетельства о трагедии, резко сократилось, и только это не позволило репортёрам добраться до Марко Карреры и Неназываемого, сошедших с самолёта прямо на взлётно-посадочной полосе. Повествование, попросту говоря, оборвалось чуть раньше. Основное внимание во всех статьях было уделено «загубленным жизням» – в первую очередь это касалось юных бойскаутов, направлявшихся на крупный международной слёт в замке Любляны, – но времени на дальнейшее расследование журналистам не хватило; по сути, они даже не успели рассказать, как по возвращении тел в Италию прошли похороны, или объявить об обнаружении на дне моря чёрного ящика, поскольку всего через два дня трагедия в Ларнаке постепенно начала скатываться в рубрику «Новости одной строкой», да и там отведённое ей пространство неумолимо сжималось.
Как сложилась бы жизнь Марко Карреры, будь у прессы время узнать, что он выжил в той катастрофе, и превратить его в публичную фигуру? Что бы случилось, прознай об этом власти? Но то, чего потрясённый до глубины души юноша ожидал с минуты, когда услышал о катастрофе: журналисты у дома, вызов в прокуратуру – так и не произошло. И если причины, по которым пресса слишком быстро переключила своё внимание на другие темы, вполне ясны, то почему ни Марко, ни Неназываемый не получили ни одного запроса из судебных органов и Главного управления гражданской авиации Министерства транспорта, так и осталось загадкой. В конце концов, пара двадцатилетних парней, сбежавших из самолёта всего за пару часов до того, как его поглотило море, да ещё в мрачную эпоху разгула терроризма, выглядели вполне серьёзной зацепкой, которую следовало как минимум проверить, – по крайней мере до тех пор, пока осмотр чёрного ящика не установил, что причиной катастрофы стал отказ оборудования. Однако ничего так и не произошло – одна из множества итальянских загадок, крохотная по сравнению с другими, но для будущего обоих молодых людей, несомненно, решающая.
Так что, оказавшись, к собственному удивлению, совершенно не замешанными в событии, к которому, по их предположениям, они всё-таки были причастны (поскольку и в самом деле были к нему причастны), ни тот, ни другой никому ничего не сказали. А помолчав два, три, четыре, пять дней, поняли, что не могут просто выйти и сообщить, что в последний момент сошли с самолёта. Впрочем, даже случись такое, им бы никто не поверил.