Колючий мед

Пройдя через столовую, иду в гостиную, паркет скрипит у меня под ногами. Гостиная пристроена позже и выглядит новее, чем другие помещения пансионата. В углу примостилось черное фортепиано. Напротив окна стоит диван со спинкой, на старинный манер обрамленной деревянным декором, и столик с живым папоротником на блюдце. В торце комнаты размещается секретер с громоздким старомодным радиоприемником. Подойдя поближе, склоняюсь над ним. Выведенные золотом названия радиостанций блестят на черной поверхности. Гамбург, Париж, Хёрбю. Города несравнимого калибра. Тулуза, Будапешт, Вена, Фалун, Трёмсё. Здесь совсем другая география. Радио «Люксембург». О нем я слышала. Мама постоянно твердила об этом канале, в молодости он был ее спасением. Кручу ручку. Комнату наполняет свист, напоминающий тот, что шумит в моих ушах. Неразличимые слова, незнакомый язык. Польский? Русский? Нормального канала мне найти так и не удается, так что я выключаю радио и присаживаюсь у секретера. Над его откидным столом расположено шесть маленьких ящичков. Именно в таких старинных предметах мебели, по моим представлениям, должны находиться тайники. Между ящиками обнаруживается дверца чуть пошире. Открываю ее. Неприятный запах пыли. Там лежат плотно упакованные старые пластинки фирмы Sonora. Аккуратно извлекаю их и изучаю названия. «Бонджаз» с Лассе Молби. «Годы солнечного света» с оркестром Харри Арнольда. «Незабываемый любимый репертуар Лапландки-Лизы». «Никогда ты не была мне так близка» с Гуннаром Турессоном. Годы выпуска на пластинках отсутствуют, но сохранился написанный красными буквами призыв: «Любимые мелодии класть сверху». Проигрывателя в комнате я не вижу. А то с удовольствием поставила бы пластинки. Послушала голоса.

Надо мной скрипит потолок. Наверное, днем приехали новые постояльцы? Я никого не видела, но, возможно, они избегают общения. Влюбленная пара, которая хочет побыть наедине. Или игроки в гольф, пропадающие на поле весь день напролет.

Осторожно выдвигаю один из маленьких ящиков. Из него выпадает толстая пачка писем и открыток, адресованных пансионату. Похоже, благодарности от старых постояльцев – за вечеринки в честь пятидесятилетия, мальчишники и отдых в пансионате. Следом из пачки выпадает колода игральных карт с правилами игры в бридж и канасту. На самом дне лежит еженедельник «Карманный журнал». На обложке – цветная иллюстрация с блондинкой-манекенщицей, одетой в платье с узкой талией и широкой юбкой.

Надпись под иллюстрацией гласит: «Парижская модель кутюрье Эстереля, шьющего для Бриджит Бардо и не только». Открываю тоненький журнал. Страницы пахнут уксусом. Бумага пожелтела. Усаживаюсь на жесткий диван и пролистываю несколько новелл с названиями типа: «Мед и неприятности» и «Девушка на телефонной станции». Здесь есть истории с продолжением, объявления, рассказы из жизни, репортажи и гороскопы. Иначе говоря, содержание не сильно отличается от современных еженедельных изданий. Таких, как журнал, для которого я пишу статью о любви длиною в жизнь. Правда, оглядываясь на сегодняшнюю беседу, перспективы у статьи не из радужных. Завтра нужно будет сделать новый заход. Если к началу следующей недели мне не удастся выдать приличный текст, на горизонте замаячат судоку.

Пролистав несколько страниц, натыкаюсь на вопросы от читателей под заголовком «Уголок доверия». Колонки о любви – это всегда самое забавное чтение в еженедельных журналах, но здесь, похоже, только ответы советчика, сами вопросы читателей не напечатаны. На виньетке в верхней части страницы изображен профиль женщины, которая сидит, задумчиво наморщив лоб, склонившись с ручкой над листом бумаги. По сути, моя старинная коллега.

«У нас нет возможности ответить на все входящие письма, поскольку за неделю их приходит больше сотни» – гласит текст под виньеткой. У меня начинает сосать под ложечкой. Когда-то люди обращались за советом ко мне. А сейчас это кажется далеким и непостижимым.

Взгляд останавливается на выделенном жирным шрифтом заголовке.