Я порол парнишку — и вдруг словно очнулся. Сердце охватило ноющим обручем, стало тяжело дышать. Скорее по инерции я хлестнул валяющегося по ковру бьющегося в истерике неверного супружника еще несколько раз и опустил ремень — а стены и мебель закружились вокруг, закачались размывающимися, теряющими четкость очертаний силуэтами.
На ковре, икая и всхлипывая, копошились котята — ребятишки, похоже, утонули в панике и совсем перестали понимать, где они и что с ними происходит — окровавленные, по мордашкам — вперемешку слезы с соплями, скулящие, утратившие даже намёк на привлекательность и вообще человеческий облик… И — тянущиеся друг к другу из бездны растоптавшего их кошмара…
Я сотворил это с ними, я, повинуясь собственнической прихоти. Взрослый мужик, миллиардер и газовый магнат, хозяин — с пацанятами-сиротками, с которыми делил постель и дом, и которых — по моему личному утверждению — любил.
Разве ж это любовь, Господи? Ну кто так любит? Не поговорив, не попробовав выспросить, что их гложет изнутри, толкая совершать глупости? Ведь они же почти дети!..
Сердце сдавило сильнее, и, наверно, я бы упал, но подскочивший вовремя Антон Семеныч успел подставить стул. Плюхнувшись на седушку, я немножко позависал, теребя ни с того ни с сего ставший тесным воротник, оторвав попутно пуговицу, прыснул под язык из распылителя порцию нитроглицерина и повторно оглядел поле избиения.
Пацанчики по-прежнему трепыхались у моих ступней недобитыми таракашками и тихонько поскуливали беспомощными кучками тряпья. Я смотрел на моих питомцев, то ли сыновей, то ли любовников, и подыхал от стыда.
Чудовище. Кровожадное, ослепленное властью и уязвленным самолюбием. Не желающее признать простенького факта — я слишком стар и болен для их любви. Деспот, собака на сене, только калечить да ревновать умеющая…
А еще — пацанятам нужна немедленная медицинская помощь. Врача!
Грудь под левым соском пронизало раскаленной иглой, и я зашатался в попытке удержать равновесие.
Простер к обоим мальчишкам руку, прохрипел срывающимся голосом:
— В Ёжкину комнату их!
И начал проваливаться в черноту.
Когда уехала скорая, увозя с собой обколовшую меня лекарствами бригаду медиков, была уже глубокая ночь, и я пришел в себя настолько, что вернул способность немного соображать, то сразу же призвал под начальственные очи Славина. Антон Семеныч топтался на пороге, смущенный и зажатый, молчал, алея скулами.
Я жестом подманил давнего друга и спросил с места в карьер:
— Где мальчики? Их врач осматривал?
Секьюрити из просто красного стал пунцовым.
— Вы не приказывали, — вздохнул брюнет, — они… в Сережиной комнате, запертые.
Запертые? После подобной жуткой порки? Ох, нет…
Игла в сердце вернулась.
Игнорируя ее возню, я приподнялся на подушках и с мольбой протянул к Славину руки.
— Что они там, бедняжки, делают? — вопросил, трепеща, ибо уже представил себе два безжизненных юных тела. Если мальчики вновь рискнут на суицид… От этого греха я никогда не отмоюсь, да и не захочу — попросту шагну за ними! Помоги нам всем, Боже милосердный, пусть еще не будет поздно!
Следующий мой приказ поверг Антона Семеныча в шок:
— Кресло колесное сюда вези, быстро! Мне надо к ним!
…Лерка и Серёжа спали на полу, в халатах на голое тело, в обнимку, губы к губам, распространяя резкий запах бренди. Опухшие от слез мордочки, тела сплошь в кровоточащих рубцах от ремня, и — живые. Пьяные только.
Такие пьянючие, что едва отреагировали бормотанием, когда их переносили в постель. Повинуясь моему указанию, Славин вместе с Колькой уложили пацанят по-человечески и укрыли потеплее. Понятливый главный секьюрити по собственному почину принес с кухни бутыль минералки и таблетки от утренней головной боли, пристроил на тумбочку.
— Шли бы вы отдыхать, Дмитрий Константиныч, — предложил мне мужчина, опускаясь в стоящее в углу кресло, — а я с ребятишками останусь, покараулю, мало ли что…
Я не стал возражать и позволил Коле себя увезти.
Пока засыпал, долго ворочался с боку на бок, извздыхался, напряженно думая о создавшейся ситуации, и, уже уплывая в дрему, додумался. Сразу стало хорошо и легко, и невесть откуда пришла уверенность — я поступлю правильно. Только так, и не иначе, и неважно, что лично мне это принесет страдания.
Мальчишки ведь по-настоящему любят друг друга… Они заслужили подобной малости. Правда.
====== Глава 51. Дима. Не хозяин – друг, поддержка и возлюбленный. Ага, вот пойди теперь это и докажи. Часть 1 ======
Поспал я от силы часа четыре и проснулся с мигренью. Сердце продолжало ныть, и винить в этом было некого — сам, добровольно, вчера напсиховался. Ладно, полежу — и полегчает, вот, сейчас лекарства еще Ёжка принесет… Стоп. Не принесет малыш ни хрена, он наверняка пока дрыхнет пьяным сном. Придётся прислугу вызывать.
А под дверью уже маячил Славин. Секьюрити не улыбался и вид имел почти похоронный. Просочился в спальню, встал у изножия постели и уставился из-под бровей — насупленно-сердитый, усталый.
— Доброго вам утречка, хозяин, — промолвил.