Колючка в сердце (СИ)

…Часом позже я и Лерка сидели, запиханные на диван, в Вадиной разгромленной обыском гостиной, колотясь лихорадочным ознобом, под перекрестным присмотром еще пары прибывших по вызову Славина амбалов-охранников, и круглыми перепуганными глазюками следили за вышагивающим взад-вперед Антоном Семенычем. Главный Димин секьюрити молчал, шевеля бровями, сцепив за спиной руки в замок, мрачный, чужой, и, чего там врать, страшный. Он размышлял.

А мы с Лерой ждали, уже смирившиеся, сдавшиеся, покорные: налажавшие по огроменной вонючей куче дерьма, близкие к обмороку, почти обмочившие штаны наложники, позабывшие в собственной наглости, кому обязаны тем благам, которые до сих пор имели. Нам было никак.

Вадика Коля держал на кухне, в гостиную долетали обрывки ругани. Коля, похоже, наезжал, русый отбрехивался.

Славин думал долго. Бродил, бурчал ругательства, фыркал.

Потом — неожиданно тормознул, встал, расставив ступни по ширине плеч, поперекатывался с носка на пятку, с пятки на носок, покусал губы.

— Боитесь? — спросил, прищуриваясь.

Мы с Валерой закивали китайскими болванчиками, слаженно сглотнули горчащую слюну.

— Ага, — хмыкнул главный секьюрити, разрешил, — ну, бойтесь, бойтесь.

Протянул раскрытые ладони:

— Телефоны и ключи от служебной двери сдайте, — и рявкнул без паузы, — быстро!!!

И я, и блонди послушались бесприкословно.

— Дурь! — следующий приказ.

Валерка не слишком охотно слазал в задний карман джинс и вытащил, протянул маленький полиэтиленовый мешочек с полудюжиной таблеток. Славин принял колёса, закинул на столешницу — там уже валялись в кучке пакетики белого порошка, несколько коробков травы — повернулся ко мне, наливаясь яростью:

— Сергей!

Я сжался и заморгал, проблеял горным баранчиком:

— У меня нету…

Брюнет не поверил, надвинулся угрожающе, повторил на тон ниже:

— Сергей!!!

Я передернулся, взвился — и уставился снизу сузившимися зрачками, демонстративно по очереди вывернул карманы, фыркнул, поражаясь собственной смелости.

— Нету! — прошипел, оскалив зубы. — Не принимаю!

Антон Семеныч отпрянул от неожиданности.

— Ладно, — вздохнул, — заправляйся, чудо, и станем перетирать дальше.

Моя смелость кончилась, и я рухнул обратно к Лере. Заклацал зубами, задрожал. Блонди всхлипнул рядом, старательно отворачивая мордаху, обнял вокруг талии, приник боком, словно в поисках защиты, по его покрытым красными пятнами щекам дорожками текли слёзы. Ну уж нет, Славин не увидит моих слез, поплачу позже, сам с собой и без свидетелей, когда закончится…

— Чего мне с вами дальше делать, гаврики уебучие? — поинтересовался секьюрити. — Сразу утопить, или пускай Дмитрий Константиныч решает?

Достал мобилу, потыкал пальцем в кнопочки, сообщил в динамик:

— Везу обоих. Живые, малёк покоцанные, Лерка под дозой, — и уже нам с Валерой, — подъём, красотули! Поехали домой, хозяин ждёт.

Мне показалось, или в голосе темноволосого прозвучало сочувствие?

— Да, — спохватился Славин из дверей, оборачиваясь, от мужчины буквально резануло арктическим холодом, — этого… наркоторговца… тоже с нами, ребят.

Господин Воронов с ним потолковать хочет… о разном…

Я, кажется, зарекался плакать?..

Зря, зря.

О-о-о, до чего же страшно! Господи, пожалуйста, пожалуйста…

====== Глава 49. Сергей. Прибивание кошанят и грядущая неизвестность ======

— На колени!!!

— В глаза смотреть, оболтусы!!!

Оплеуха обожгла мокрую от непрерывно катящихся слёз щеку. Рядом охнул Лерка — тоже получил по морде.

— В глаза смотреть, сказал!!! Говно!!!

— Ну!!!

Голова не поднималась, сама собой клонилась вниз. Дима, Дмитрий Константиныч, не убивай…

Ремень со свистом рассёк воздух, на спину обрушился удар. Ай, больно… Еще удар, еще, еще — пряжкой через тонкую ткань футболки. Мама, мамочка…

Слепой, совершенно животный ужас нахлынул, затопил, лишая последних оставшихся крох разума, я задергался и рухнул на пол, затрепыхался раздавленной гусеницей, обхватил ноги своего мужчины, давясь соплями и рыданиями, подвывая. Скорчился, вздрагивая, в комочек. Не убивай…

А господин Воронов продолжал хлестать по спине, по бедрам, по бокам, по моим закрывающим лицо рукам, без пощады, наотмашь, пробивая кожу до кровавого мяса.

Не убивай…

Не знаю, сколько продолжалась эта бешеная порка, долго. Потом — когда я уже почти потерял сознание — удары вдруг прекратились, меня небрежно отпнули прочь — и заверещал уже блонди — отчаянно, жалобно — его пороли не менее яростно — кричал, кричал…

Сквозь колышащееся марево боли и слёз донёсся короткий приказ — Дмитрия Константиныча голос, резкий, срывающийся:

— В Ёжкину комнату их.

Сильные руки охранников подмышками, нас с Леркой оттащили на второй этаж, сгрузили кулями на ковер — и оставили валяться в темноте.

Господи, спасибо, хоть не в подвал к крысам…

Валерка подполз, уткнулся лбом в плечо, трясущийся, колотящийся истерикой. Залепетал, размазывая текущую из разбитого носа юшку:

— Ёжа… Ёжинька, малышка… Ты живой?..