Колкая малина. Книга вторая

Кого сейчас пугают египетские казни?
Всё — за воздушный поцелуй на рыцарском турнире.
И наплевать на бешенство — болезнь водобоязни,
Когда палата номер шесть в собственной квартире.

Слёзы как вода, чего их там бояться,

Они каплями прозрачными липнут на лицо.
Но если сильно хочется за своё подраться,
Резко тормозни, чтоб юзом повело.

Юз, он и числитель, он и знаменатель,

В итоге дробь становится нулём.
Эту арифметику учит обыватель,
При всех тревогах оставаясь ни при чём.

Лукавили от трусости и от шкурной выгоды,

И от мировоззренческой причины,
А жадная кишка свои диктует выводы
В угоду существующей доктрины.

Проскользнуть, затихориться, невнятно говорить,

Никогда не спорить и глаз не поднимать,
И где только получится, грамотно сьюзить —
По этой схеме многие пытались выживать.

Кого теперь пугают египетские казни,

Когда свою свободу так стали понимать?
Видно, что заразна болезнь светобоязни,
И никто не знает, как с ней воевать.

Безумие

Паутинки трещин на стекле,
За стеклом осенний ветер куролесит.
Я в безумии пытаюсь врать себе,
Что кто-нибудь придёт и поровну отвесит.

В нависших облаках мелькает Баба-яга

В цыганской шали и затертом шушуне.
Она хочет сунуть в печь Ивана-дурака,
А мне, безумному, казалось, что угрожает мне.

Уже давно благоуханные сирени отцвели,

Их голые фигуры ветры загибают.
Если навестить безумных не пришли,
Они от этого не очень и страдают.

Я сам себе поэт и сам себе танцую,

Безумным всё равно — что вальсы, что фокстрот.
Я сам себя люблю и сам себя целую,
А если поведут — пойду на эшафот.

Меня сюда давно определили:

Я пытался с детства звезды подсчитать.
Меня, безумца, закрывали, а сами поучали,
Что выгоднее курицу с перьями сожрать.

По нашим медицинским заключеньям

Народу можно много понабрать,
Но, вопреки лечебной практике и мненьям,
У безумца невозможно свободу отобрать.

Блажь