Колхозник Филя

Правда, иногда создавалось впечатление, что Зое не так важен благоприятный конечный результат, – сколько приносящей ей удовлетворение сам этот процесс. При этом она, страстная любительница кино и двусмысленных выражений, порой настолько заигрывалась, что получала в итоге совсем не то, к чему стремилась, и вредила сама себе и всей семье своими же непродуманными, а по сути, – авантюрными, – предприятиями.

Злые языки поговаривали, что она вроде бы даже писала жалобу в ЦК КПСС – на то, что с ее мужем, главным агрономом, как она считала, здесь поступают «несправедливо»; но эту петицию, – по обыкновению, как поступали с такими обращениями, – столичные бюрократы «для принятия мер» переслали сюда же, в местный райком (то есть, тому, на кого она жаловалась), – со всеми для ее мужа вытекающими последствиями…

Безусловно, не мог ускользнуть от внимания Зои и местный уровень.

Так, однажды зимой Владимир Петрович во время обеда рассказал ей, что в колхоз по делам на 2 дня явился инструктор райкома партии по сельскохозяйственной линии. Конечно же, Зоя не могла упустить такого фарта, и у нее моментально созрел дерзкий план. Она посоветовала Владимиру Петровичу любезно пригласить инструктора ночевать к ним домой. Используя мужа «втемную», одним ей ведомым ходом своих мыслей она рассчитывала, что инструктор, увидев их стесненные жилищные условия, прежде всего, обязан будет до крайности возмутиться этим непотребным обстоятельством; затем, преследуемый благими помыслами и руководствуясь партийным гуманизмом, по возвращении в райцентр он первым делом, конечно же, начнет старательно хлопотать перед вышестоящим районным начальством, чтобы председателю колхоза было дано строгое указание: «семье главного агронома» без всякого промедления и формализма выделить более подходящую их положению жилплощадь…

Но на деле, конечно, снова все пошло не так.

Вечером Владимир Петрович приехал с инструктором; это был неразговорчивый, но вежливый мужчина лет 35-ти, с кожаным портфелем в руках, среднего роста, в сером драповом пальто «в елочку» и ондатровой шапке.

Во второй комнате они, притащив на себе морозный воздух, разделись, и хозяин деликатно разъяснил районному гостю, что спать он будет здесь же, на кровати их маленькой дочки, которую на это время они возьмут к себе в постель.

Владимир Петрович погнал в конюшню лошадей, на коих они приехали, – а инструктор, переодевшись в синий спортивный костюм и сунув ноги в мягкие домашние тапочки, за круглым столом, покрытым цветастой с бахромой по краям скатертью, предсказуемо развернул захваченные с собой свежие газеты. Зоя, – словно заядлый рыбак, только что забросивший в новом прикормленном месте удочки, – от нетерпения потирала руки, и в предвкушении знатного улова пошла доить корову.

Сыновья, заинтригованные присутствием у них дома незнакомца, под разными благовидными предлогами, – взять карандаш, заправить чернилами авторучку, достать новую тетрадку, – то и дело по очереди шныряли в эту комнату, с интересом разглядывая гостя боковым зрением.

Пятилетняя дочка, чтоб не остаться навеки в памяти гостя бездельницей, взяла маленькие ножницы и, мурлыча какую-то песенку, высунув от усердия язык, начала старательно обрезать со скатерти длинную золотистую бахрому.

– Леночка, что же ты делаешь!.. – вскрикнул удивленный инструктор.

– А они еще вырастут!.. – продолжая свое занятие, отвечала маленькая рукодельница с той спокойной уверенностью, с которой хозяйка щиплет в огороде бут для салата.

– Нет-нет, не надо, – положи ножницы, – а то мама поругает!..

Что ж, тогда Леночка обулась в летние мамины туфли, накинула на свои детские плечики большую разноцветную шаль с кистями, нахлобучила отцовскую соломенную шляпу, – и в таком экстравагантном виде стала расхаживать перед гостем взад-вперед, изображая какой-то сценический образ, – возможно даже, Татьяну Шмыгу.

Анализируя обстановку, в которую он угодил, – но представлял, вероятно, совсем иной, – желанный гость становился все как-то более и более задумчив, мысли его, словно тучи перед грозой, тяжелели, лицо зримо наливалось кровью, нога невольно пританцовывала, – и явно не в такт с маленькой артисткой, – а под скулами тяжело двигались желваки.

Хоть он и пытался маскироваться чтением прессы, в нем легко угадывался горемыка, размышляющий над вариантами страшной мести за то, что его, инструктора райкома партии, ковами завлекли в какую-то крайне скверную для него ситуацию. Особенно его угнетала неизбежная перспектива спать до утра в небольшом тесном жилище, кишащем чужими детьми, и где почти рядом на кровати – всю ночь будет ворочаться главный агроном со своей женой…

И как ни старалась Зоя угодить гостю знатным ужином, сдобрив его графином водки и угодливой речью, – желаемой непринужденности не вышло, и вряд ли все это могло исправить те тягостные впечатления, с которыми, по ее же вине, от них поутру с большим облегчением ушел инструктор райкома партии.