Коллапс. Гибель Советского Союза

25 января 1989 года Горбачев уехал из Москвы на зимние каникулы. Вместе с женой Раисой он полетел в Пицунду, на правительственную дачу на берегу Черного моря. На этом курорте Никита Хрущев отдыхал в октябре 1964 года накануне свержения. КГБ докладывал Горбачеву, что многие в правящей партийной элите все больше сомневаются в правильности курса перестройки. По оценкам КГБ, число недовольных среди партийной верхушки – членов ЦК, которые, согласно правилам, могли избирать и смещать генерального секретаря, достигало 60–70 процентов. Горбачев, однако, не боялся заговора. Политические и конституционные изменения закрепили его положение наверху властной пирамиды. Кроме того, у Горбачева имелся свой человек во главе КГБ, Владимир Крючков, назначенный на эту должность в октябре 1988 года. Многолетний помощник Андропова, Крючков был бюрократом без политических амбиций и пользовался полным доверием генсека^[179].

Горбачева в Пицунде волновало другое: как продолжать перестройку. По обыкновению, за подсказкой он обратился к Ленину. Перед отъездом советский лидер нашел время, чтобы прочитать повесть «Ленин в Цюрихе» – работу русского антикоммуниста-эмигранта Александра Солженицына, которую опубликовали в 1975 году, после того как писатель был выслан по воле Брежнева и Андропова из СССР на Запад. Произведение Солженицына было документальным и крайне пристрастным исследованием о том, чем жил вождь большевиков в самый канун революции, в 1916 году, в Швейцарии. Солженицын наотмашь крушил миф о добром и гуманном Ленине. Писатель среди прочих источников использовал переписку Ленина с его любовницей Инессой Арманд. В повести Ленин представал в его истинной сути – революционера-фанатика, который разносил в пух и прах как врагов, так и последователей. Солженицын также высказал убеждение всех русских националистов начиная с 1917 года: Ленин относился к российскому государству и народу, как к топливу для своей мировой революции. В Советском Союзе произведение оставалось под строжайшим запретом, за его прочтение давали тюремный срок. Экземпляр Горбачева напечатали специально для высшей партийной номенклатуры. В длинном монологе Черняеву после знакомства с книгой Горбачев признал, что Ленин был разрушителем, но вот что его чрезвычайно привлекало в вожде пролетариата: «И всегда один против всех». На глазах у удивленного помощника взволнованный Горбачев стал изображать Ленина, имитируя его стиль и жесты, акцент и любимые слова, его желчность и гнев. Это странное представление длилось более часа^[180].

Горбачев продолжал боготворить Ленина. Ему было близко его политическое одиночество, равно как и уникальная способность вождя большевиков перевернуть историю с ног на голову, разрешить, казалось бы, неразрешимую проблему, опередить всех остальных и воспользоваться политическим моментом. Подобно Ленину, который отмахивался от всех критиков и шел вперед, Горбачев видел в сомневающихся в перестройке консерваторов, «левых» и «правых» уклонистов «балласт» для своего революционного замысла. Под влиянием донесений КГБ Горбачев решил вычистить остатки партийной старой гвардии – около сотни членов высшей государственной номенклатуры, которым было больше восьмидесяти и которые оставались в ЦК партии благодаря своим прежним заслугам. По возвращении в Москву он стал встречаться с каждым из этих партийных старожилов наедине и убеждать их добровольно уйти в отставку^[181].

После Пицунды Горбачев дистанцировался от обсуждения экономических и финансовых проблем. В Политбюро его бросало от Рыжкова к консерваторам, но конкретикой реформ он не интересовался. Советский лидер не пригласил Абалкина или других экономистов, чтобы понять происходящее с советским бюджетом, спросом и предложением. Идеей фикс Ленина была мировая революция, а Горбачев решил в центр своей перестройки поставить демократизацию. Теперь она стала не просто обязательным условием для успешной модернизации. Горбачев внушил себе, что на него возложена историческая миссия – вести Советский Союз к социал-демократическому обновлению.