Коллекционеры и меценаты в России

К началу первой мировой войны его собрание насчитывало 221 картину, в том числе 50 работ Пикассо, 38 — Матисса, 13 — Моне, 3 — Ренуара, 8 — Сезанна, 16 — Гогена, 16 — Дерена, 4 — Дени и 7 — Руссо^{79}. Выбор произведений этих мастеров, вокруг творчества многих из которых происходили оживленные споры и во Франции, был вообще необычным для России, и лишь единицы, среди последних нельзя не назвать другого миллионера — И. А. Морозова, рисковали собирать подобные вещи, часто просто эпатировавшие «просвещенную публику». В значительной степени благодаря деятельности С. И. Щукина, эстетические взгляды которого опередили свое время, в нашей стране имеется прекрасное собрание работ импрессионистов и постимпрессионистов (в настоящее время — в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и в Государственном Эрмитаже). Оказавшись в эмиграции, С. И. Щукин не жалел о потере своих коллекций и откровенно заявлял, что он «собирал не только и не столько для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, мои коллекции должны оставаться там»^{80}.

Младший брат Щукина, Дмитрий (1855–1932), также был заядлым коллекционером, собиравшим произведения западноевропейских художников XVI–XVIII вв. В их числе были работы Брегеля, Моленара, Ватто, Буше, Фрагонара, Кранаха и других (всего 604 полотна. В настоящее время — в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина).

* * *

Благотворительность вообще, а меценатство и коллекционирование в частности, служили не только достижению определенных общественно значимых целей. Если богатый купец или промышленник старался утвердиться в глазах окружающих высоким стандартом жизни, строил роскошный особняк и наполнял его дорогой обстановкой, произведениями искусства и пользовался всеми благами цивилизации сам, то такой уклад жизни не мог вызывать никаких симпатий и признания. В этой картине ничего не менялось и тогда, когда какие-то «крохи» он выделял и на общественные нужды. Много здесь было скрытых интересов и тайных стремлений, которые нельзя понять в отрыве от конкретных условий российской действительности. На этом сюжете представляется уместным остановиться подробнее.

Все общественное устройство в России, социальная среда и формы общественной деятельности были пропитаны сословно-чиновной атмосферой и мелочным административным регулированием. Русское общество было строго социально ранжировано, и люди законодательно подразделялись на определенные сословия-разряды: дворяне, потомственные почетные граждане, купцы, мещане, крестьяне и др. Высшим сословием всегда было потомственное дворянство, важнейшую часть которого составляли крупнейшие землевладельцы-помещики и высшее чиновничество. У дворянства имелась целая система привилегий, которых другие сословия были лишены. Одним из них длительное время оставалось право на государственную службу. И здесь следует сказать о той роли, которую играла иерархическая система в деятельности капиталистов, занятых «делами благотворения». Как писал в конце XIX в. русский министр финансов С. Ю. Витте, «изящные искусства, литература, наука, прикладные знания, промышленность, торговля, сельское хозяйство, общественное управление, благотворительность— все это у нас в России состоит на государственной службе, если не целиком, то во всяком случае в значительной своей части»^{81}.

Все формы общественных занятий: служба в городских, земских сословных или профессиональных организациях, участие в деятельности благотворительных обществ, членство в попечительных советах школ, училищ, «домов призрения», приютов, музеев и т. д. — считались «государственным делом» и регулярно поощрялись властью, награждавшей крупных благотворителей орденами, чинами, почетными званиями и сословными правами. Таким путем самодержавие старалось стимулировать развитие общественных институтов, часто само не вкладывая в это дело ни копейки. Скажем, К. Т. Солдатёнков к середине 80-х годов XIX в. «за пожертвования и усердие» имел ордена: Станислава 3-й степени (1864 г.), Станислава 2-й степени (1868 г.), Анны 2-й степени (1881 г.) и Владимира 4-й степени (1885 г.)^{82}.

Именно благотворительность часто открывала единственную возможность предпринимателям получить чины, ордена, звания и прочие отличия, которых иным путем (в частности, своей профессиональной деятельностью) добиться было практически нельзя. Конечно, были жертвователи и меценаты, например, П. М. Третьяков, С. Т. Морозов, С. И. Мамонтов, о которых речь пойдет ниже, не желавшие получать награды от царских сановников и руководствовавшиеся в своей деятельности соображениями, далекими от всякой корысти.

Однако подобное бескорыстие было присуще далеко не всем. Чины и ордена не только повышали общественную значимость и респектабельность капиталиста, но и позволяли выйти за пределы сословно-социальной обособленности, и часто открывали реальные возможности для качественного изменения своего общественного положения.