Научный сотрудник Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова И. И. Литвинов писал: «В Советской России голодают миллионы крестьян; существование советской власти в величайшей опасности. И кто же помогает голодным? Мировой пролетариат? Коминтерн, на который так надеялся Зиновьев? Профинтерн? Ничего подобного. Рабочие во всех странах собрали, быть может, двести тысяч рублей золотом. Зато американские миллиардеры жертвовали десятки миллионов золотом. Они кормят миллионы детей… Десятки докторов — буржуа чистейшей пробы — приезжают со всех стран и гибнут в борьбе с эпидемиями в голодающих районах. И детские очереди около американских столовых, и больницы, и врачи — герои-жертвы эпидемий, и поезда с американским хлебом — как это наглядно подтверждает нашу теорию о классовом характере культуры и этики в «буржуазном» обществе».
Американцы открывали детские столовые и снабжали продовольствием детские дома. Кормили детей в возрасте до четырнадцати лет. Меню: понедельник — какао с хлебом, вторник — рисовый пудинг, среда — рис с лапшой, четверг — какао, пятница — пудинг, суббота и воскресенье — рис с лапшой. Американцы полагали, что это всего лишь добавка к ежедневному рациону, но иногда оказывалось, что это единственная еда, которая доставалась российским детям (см.: Отечественная история. 2007. № 5).
Герберт Гувер выдвинул условие: распределением помощи должны заниматься его люди на местах. Советское правительство долго не соглашалось, но вынуждено было принять это условие. В Россию поехали молодые американцы — вчерашние фронтовики, ковбои, искатели приключений. Потрясли их не только ужасный голод, но и невежество населения и подозрительность власти. Американцы не принимали фатализма, пассивности, инертности, боязни ответственности, неорганизованности, бесконечных перекуров (Вопросы истории. 2003. № 11). Они поражались кражам продуктов, предназначенных для детей, требовали гласного суда над пойманными ворами.
«В Оренбурге из беженцев американцы организовали бригады по очистке города, — пишет Наиль Вакилович Усманов, доцент Бирской государственной социально-педагогической академии. — Им регулярно выдавалась горячая пища. Не убиравшиеся в течение нескольких лет от грязи и нечистот улицы города были приведены в порядок. Такие же бригады были созданы в Орске, Илецке, Актюбинске». В Оренбурге работали всего семеро американцев…
Российских граждан, в свою очередь, поражали оптимизм американцев, эффективность, деловой подход, отсутствие эмоций. Раздражались из-за того, что американцы работали и в праздники. Верили, что они зарятся на природные ресурсы Урала, хотят получить концессии на золотые и платиновые прииски.
Чекисты докладывали начальству о настроениях публики: «Деятельность АРА население истолковывает как захват американцами власти в стране… Населением работа АРА принимается как продажа России американцам…»
Миллионы людей остались живы благодаря Американской администрации помощи (см.: Вопросы истории. 2007. № 12). Попутно американцы проводили массовую вакцинацию от тифа и холеры, обязательные для тех, кого они кормили. Вакцины получали из Института Пастера в Париже. Открывали бесплатные аптеки, детей водили в баню, раздавали им мыло, одежду отправляли на дезинфекцию.
Летом 1923 года деятельность АРА прекратилась. Когда американцы уезжали, остатки продовольствия: муку, сахар, консервированное молоко, какао — американцы оставляли губернским властям. В Москве распорядились: «При отъезде АРА приветствия, благодарность, проводы могут быть устроены, но должны носить абсолютно официальный характер — от имени местных ЦИКов, СНКомов, Губисполкомов. Ни в коем случае не должно быть массовых, от имени населения благодарственных актов и выступлений».
И Коллонтай в дневнике сочла нужным изложить официальную позицию: «АРА больше занималась разведкой и материальной поддержкой контрреволюции и всяких враждебных советской власти организаций, чем помощью голодающим…»
Четырнадцатого февраля 1924 года Александра Михайловна записала в дневнике: «Нет, женотдельская работа и агитация на фронте или в Наркомсоцобесе куда приятнее, чем эти сложности, заминки и вечные волнения в дипработе».
Двадцать пятого апреля: «Я уже убедилась в правоте слов Талейрана, что в дипломатических вопросах чрезмерное усердие и спешка часто ведут к плохому».
Пятнадцатого мая: «Сегодня официальный обед, который кабинет министров дает в мою честь. Как добросовестная камеристка-горничная я сама себе приготовила все принадлежности вечернего туалета. На моей постели аккуратно разложено темно-лиловое бархатное платье, золотые парчовые туфли, такой же миниатюрный ридикюль с тонким батистовым платком и гребеночкой, ведь я всё еще ношу коротко остриженные волосы. И после тифа в двадцатом году они продолжают виться, но расческа всегда под рукой, чтобы иметь презентабельный вид».