Колодец детских невзгод. От стресса к хроническим болезням

Еще год ушел на планирование и сбор средств для ЦОМ; а затем пришло время действовать. В августе 2011 года я покинула свой пост главврача Центра детского здоровья в Бэйвью и стала главным исполнительным директором Центра оздоровления молодежи. Тогда титул главный исполнительный директор казался мне очень желанным. Только вот управлять пока было особенно нечем, и я в буквальном смысле работала из собственной кухни. К счастью, мне помогала Рэйчел Кокалис, недавно окончившая университет по специальности «юриспруденция», которая вызвалась работать бесплатно до тех пор, пока наша организация официально не откроется и я не смогу платить ей зарплату. Я все еще принимала пациентов в клинике Бэйвью, однако снизила объем работы до одного дня в неделю, а функции главврача передала коллеге – доктору Монике Сингер. Большую часть своего рабочего времени я посвящала воплощению плана ЦОМ в реальность. Крайне важные задачи по подбору будущей команды решались в кафе и за моим собственным обеденным столом.

* * *

Несмотря на то что открытие ЦОМ было одной из самых пугающих задач, с которыми я в своей жизни сталкивалась, все шло довольно гладко, особенно учитывая наши всевозможные ограничения. Поэтому я оказалась совершенно не готовой к тому, что случилось затем.

Хотя наш центр еще даже не открыл свои двери (да что уж там, мы все еще вели переговоры об аренде здания неподалеку от первой клиники Бэйвью), нам нужно было подать заявление в городское управление о смене кода зонирования территории, чтобы можно было открыть клинику запланированного типа. Хотя по природе своей это крайне скучный процесс, обнаружилось неожиданное: когда в Бэйвью люди слышат о том, что у тебя есть 4,3 миллиона долларов, начинают твориться забавные вещи. Внезапно группа энтузиастов (шесть человек, если быть точными) стала чинить проекту препятствия. Выбранное для центра здание попытались забраковать, потому что оно якобы загрязнено «токсичной пылью». Никаких доказательств загрязнения энтузиасты не предоставили, однако даже слухов об этом оказалось достаточно, чтобы затормозить процесс. Нам пришлось оплатить две экологические экспертизы, и обе подтвердили, что никакой пыли нет. После этого мы даже обратились в Департамент охраны окружающей среды Сан-Франциско – их независимое исследование подтвердило результаты нашей экспертизы. Однако энтузиасты не унимались. Когда нам все же выдали разрешение в департаменте планирования, они подали апелляцию, которая затормозила процесс еще на три месяца. Я хваталась за голову. Мы бросили все силы на создание центра во благо детей, а приходилось тратить время и деньги на бег с препятствиями.

Лишь позже я узнала, что такая практика широко распространена в сообществах с низким уровнем дохода. Всегда существует определенная группа людей, которая пытается нажиться на любых денежных проектах, приходящих извне. Им нет дела до того, что всему сообществу принесло бы пользу улучшение качества услуг, которые получали их же дети. Для них была важна только возможность набить собственные кошельки. Такие люди создают проблемы команде, запускающей проект, и при этом часто используют расовые вопросы в качестве громоотвода: сначала создают проблему, а потом за солидную плату якобы становятся «консультантами от народа», которые помогают проекту все-таки продвинуться вперед.

Хотя мне понятно стремление «получить свое» в ситуации, когда ресурсов в окружающей среде мало, мы ведь не какая-то корпорация с миллионными оборотами, которая может сжигать деньги пачками и не замечать этого. Эти шесть энтузиастов видели только цифру, которая сбивала их с толку. Да, Tipping Point собрала 4,3 миллиона на весь проект, но при этом было легко не заметить, что данная сумма распределялась по трем направлениям деятельности. После выплат за аренду и строительные работы у нас почти ничего не осталось – а ведь еще нужно было платить сотрудникам. Очевидно, у людей, которые нам противостояли, были совершенно неверные представления о наполненности наших кошельков.

Однажды вечером сотрудница из нашей команды вошла во временный офис, который мы от имени ЦОМ арендовали напротив клиники Бэйвью, держа в руках флаер с лозунгом: «Остановите убийства! Доктор Берк хочет ставить эксперименты на наших детях!»

Я на мгновение притихла, оценивая произошедшее. На языке крутилось несколько выражений с использованием ненормативной лексики, и я с трудом сдержалась, чтобы хорошенько не выругаться. Обвинения в подобных экспериментах на представителях афроамериканского населения – вещь очень серьезная, потому что в прошлом медицинское сообщество действительно позорно и неэтично использовало чернокожих пациентов. Наши противники, без сомнения, знали: поднимая эту историю, они затронут вполне обоснованные страхи людей, которые будут подпитываться традиционным недоверием к медикам. Меня буквально жгло изнутри от мысли, что эти деятели манипулируют столь травматическими событиями ради выгоды.