Хлопнула дверца машины, послышался голос Оленьки, почему-то кричащей на таксиста, затем взвизгнули тормоза, кого-то обсигналили, и все они ввалились в подвал один за другим: Касимов, Оленька и Людмила Марковна.
– Дверь закройте! – распорядился Макар.
Он незаметно успел оказаться внизу и дернул молнию. Она немедленно сломалась.
Все обступили грязный телогреечный шар.
– Он что – внутри? – почему-то с ужасом прошептала Оленька. – Яков Соломонович внутри? Он там живой? Я его достану…
– Не надо к нему пока приближаться, – предупредил Сергей. – Он в стрессе, может выкинуть что угодно.
Телогрейка пошевелилась. Илюшин откинул набитые ватой рукава и отошел.
Бабкин вспомнил, как в детстве мать, уходя на работу, оставляла ему «шубу» на плите: сверху – старое пальто, внутри – газета, внутри газеты – кастрюля с гречневой кашей или, если повезет, с картофельным пюре. Кот повозился, затих и снова пришел в движение. Сергея неожиданно пронзила жуткая мысль: а что, если там не Яков Соломонович? Сейчас он выберется наружу, и эти трое, замершие в ожидании, увидят не своего кота, а какого-нибудь бродячего оборванца. Яков Соломонович был слишком стар и болен, он помер раньше, чем его успели поместить в ящик, и Любовь Андреевна заменила его другим котом, не сказав об этом сыщикам…
Касимов присел на корточки и потянул на себя полу телогрейки.
– Яша, – ласково позвал он. – Яшенька…
Щурясь от яркого света, кот выполз наружу.
Оленька и Людмила Марковна приглушенно ахнули.
– Яшенька, лапушка, – дрогнувшим голосом сказал Касимов.
Шерсть на груди у Якова Соломоновича слиплась, уши были прижаты к голове, от него явственно пованивало, и в целом он выглядел так, будто его пожевало и выплюнуло какое-то существо, обыкновенно питающееся котами… Но он, по крайней мере, шел. На полусогнутых ногах Яков Соломонович уковылял под прилавок и там затих. Людмила Марковна метнулась куда-то и вскоре вернулась с миской, из которой пахло сильно и вкусно.
– А вот кому пауча, – заискивающе позвала она, – Яшенька, смотри, лакомство твое любимое…
Минута прошла в тишине. Даже Илюшин с Бабкиным, собиравшиеся уйти, молча стояли и ждали, что произойдет. Наконец Яков Соломонович выполз, растопырился над миской и окунул в нее морду, как медведь в реку, кишащую лососем. Он глухо прерывисто урчал, уши его ходили ходуном, шкура на загривке двигалась рывками.
– Кушает… – благоговейно сказала Людмила Марковна.
– Наворачивает… – прошептал Касимов.
«Во жрёт-то, чисто акула», – уважительно подумал Сергей.
Доев, кот вылизал миску, огляделся и вдруг, задрав тощий грязный хвост, двинулся по направлению к Касимову. Дойдя до Валентина, замершего на полу, Яков Соломонович забрался ему на колени, некоторое время посидел неподвижно, а затем каким-то судорожным движением, словно утка, сующая голову под крыло, нырнул себе под хвост.
– Вылизывается… – тоненько сказала Оля и немедленно зарыдала в Людмилу Марковну.
Они плюхнулись рядом с Касимовым, и пока тот шипел, чтобы они перестали реветь: вы пугаете кота, кому сказано – пустырник и корень пиона, да не тискайте вы его, дайте прийти в себя человеку; пока гладили кота в шесть рук, а Яков Соломонович негромко похрюкивал, щуря единственный глаз; пока Касимов, не выдержав, утыкался в его вонючий загривок, обливая совершенно очумевшего Якова Соломоновича слезами, – за это время Бабкин вышел из магазина, поднялся к машине, взял из салона забытый телефон и вернулся в подвал.
Все трое подняли к нему заплаканные лица. Кот, казалось, облегченно выдохнул.
– Фото надо сделать, – твердо сказал Сергей, присел и сфотографировал Якова Соломоновича четыре раза с разных ракурсов, а потом еще два – на всякий случай.
Глава тринадцатая
Утро воскресенья выдалось тихое, как часто бывает после дождя, и безоблачное. Наташа поднялась по ступенькам досугового центра и потянула на себя тяжелую дверь.
На воскресенье была вся надежда. Занятий в «Атланте» не проводилось, досуговый центр был так же тих, как утренний парк. Густо ложился солнечный свет на метлахскую плитку в фойе. Царила восхитительная тишина – тот особенный вид тишины, которой наполняется обычно многолюдное здание, когда все покидают его. Наташа остановилась, задрала голову к высокому потолку, внимая этому прекрасному беззвучию.
Хотя лучше бы поторопиться.
Во-первых, в будни ей не прорваться в бухгалтерию. Не пройти дальше Людочки и Наденьки, милейших дам, с которыми не раз гоняли чаи и обменивались новогодними сюрпризами. Несмотря на это, милейшие дамы и близко не подпустят ее к своей документации.
Во-вторых, Наташа опасалась, что со дня на день ее попросту уволят.
Нет, действовать следовало быстро.
Она представилась себе пиксельным человечком, который должен добраться до цели, перепрыгивая с одного этажа на другой.
Первый уровень – базовый. Ифрит в сторожевой башне.