Колодец и бабочка

Калитку открыли ключом, который предусмотрительный Илюшин забрал у Яровой. Связка громыхала у него в кармане, пока они шли по дорожке через сад, из-под яблонь на них глазели садовые гномы, гномов было много, Бабкин включил фонарик и выхватывал из темноты их бородатые личики и облупившиеся колпаки. Мокрая трава, мошкара вьется и назойливо лезет в глаза. Луна застыла в небе – пожелтевшая кость с отчетливыми следами зубов. В голову лезло черт знает что. Ума Турман пробивала кулаком крышку гроба, выхаркивала землю из легких, шла с перепачканным непроницаемым лицом в своем желтом комбинезоне, а у кота нет кулаков, никто не тренировал этого кота, не обучал его ломать доски. И ладно бы – кот! Бабкин этого кота, если на то пошло, не знал, видел только на фотографиях, к тому же тот был старый и больной, и давайте начистоту, уже, может, отжил свой век, но вот Касимова-то Бабкин знал, щуплого и с залысинами Касимова, который про свою жену говорил – как он выразился? – «мы с ней очень дружны». Он был знаком с Касимовым, который дружил со своей женой, и с боязливой Оленькой, и с Людмилой Марковной с ее запутанной семейной жизнью, и именно из-за них проклятый кот все-таки имел значение.

Нельзя убивать кота. Вдруг у него человек дома один.

Тяжелая была жизнь у глупого зверя, но потом ему повезло, попал к Оленьке, Людмиле Марковне и Касимову, и четыре-то года он прожил хорошо, правда ведь, правда? Бабкин уцепился за эти четыре года и крепко держал их в голове: что такое три дня под землей по сравнению с четырьмя годами в любви и заботе, верно? Спасительная арифметика: триста шестьдесят пять умножить на четыре, получим без малого полторы тысячи – полторы тысячи дней, когда его чесали, целовали в рыжую башку, сюсюкали с ним, разрешали ходить по клавиатуре и спать на договорах, собирали его выпавшие усы и складывали в коробочку, она до сих пор у них в офисе, называется усятница, Людмила Марковна все рвалась предъявить им усы пропавшего кота, безумная тетка, и вот теперь кот здесь, а усы его там, и все это, мать его, какая-то форменная дичь, бредятина, как можно было додуматься – зарыть живого кота…

– Серёга, здесь, – негромко сказал Макар.

Бабкин встал как вкопанный.

Любовь Андреевна не пыталась замаскировать место. Квадрат вскопанной земли, метр на метр. Интересно, как они объясняли это соседям?.. «Знаете, мы ставим эксперимент по мотивам Эрвина Шредингера, если услышите кошачий вой из-под земли, не обращайте внимания». И еще Юрий. Покорно сколотил ящик, вырыл яму, протянул трубки… Это не глупость, думал Сергей, это какая-то другая черта, добровольное моральное рабство, я сделаю для тебя все, дорогая, только позволь мне и дальше жить у твоих ног померанским шпицем, пушиться, подавать лапку, вовремя чистить железы под хвостом и ни о чем не беспокоиться…

– Самоотверженная, блин, любовь, – вслух подумал он.

Илюшин взглянул на него и ничего не сказал.

– Так, ну, наверное, нужна лопата. – Сергей огляделся, отыскал лучом фонаря постройку за домом, которая могла быть только сараем. – Слушай, принеси из машины два шарфа, они в кармане на спинке водительского сиденья, замотаем рыло, сейчас запах шибанет…

Илюшин присел на корточки, разбросал ладонями землю, как археолог, расчищающий статую, и постучал по обнажившейся грязной доске.

Изнутри раздался негромкий вой, перешедший в ворчание и резко оборвавшийся.

У Бабкина отпала челюсть.

– Матерь божья… Живой?!

В четыре руки они расчистили доски, раскачали и попытались вытащить из земли ящик – но ничего не вышло, тот был слишком тяжел, ухватить его не получалось. Илюшин засадил в ладонь занозы, и даже Сергей отступил, поняв, что вот-вот сорвет спину.

– Как эти-то вдвоем справились? На веревках спускали, что ли?

Он выпрямился, потер поясницу и тяжело выдохнул. В ящике молчали.

Макар прошлепал в кроссовках по мокрой траве в направлении сарая и вскоре вернулся с ломиком в руках.

– Ну, поехали… – С этими словами Макар загнал узкий край лома в щель между крышкой и корпусом ящика.

– Подожди, – остановил его Сергей. – Что ты делаешь?

– Собираюсь вернуть коту свободу.

Бабкин вытаращил на него глаза:

– Ты что, думаешь, он там сидит в кипе и читает Тору? Это кот, елы-палы! Он три дня провел взаперти! Он либо глаза тебе выцарапает, либо кинется в панике уходить огородами, и черта с два мы его отловим!

– Ну, он ослаб… – без особой уверенности возразил Макар. – Еда и вода, что они ему оставили, давно закончились…

– Я, знаешь, однажды возил ослабленного кота лечиться, – сообщил Сергей. – Он устроил Армагеддон в отдельно взятой ветклинике и пытался распороть врачу яремную вену. Если ты сейчас поднимешь крышку, эта одноглазая Пандора сиганет из ящика, и конец всему. Мы для этого его искали?

Илюшин взъерошил волосы. Вид у него был смущенный.

– И что делать? Везти его в ящике? Мы его даже поднять на поверхность не можем…