Колодец старого волхва

Вскоре наряженное в лучшее платье печенежское посольство выехало из стана и остановилось напротив ворот. Возглавлял его Тоньюкук, а следом за ним ехали девять уважаемых воинов, меньших князей от пяти родов, составлявших орду Родомана. Ворота открылись, и в поле выехало десять белгородских заложников. Здесь были выбранные по жребию кончанские старосты, среди них Добыча, Надежа и Бобер, так жаждавший попасть в плен, был сотник Велеб, был Иоанн, вызвавшийся по своей воле, чтобы показать всем, насколько неустрашимым делает человека вера в Христа. Поклонившись друг другу и помахивая зелеными ветвями, оба посольства разъехались: белгородцы поскакали к печенежскому стану, а печенеги въехали в городские ворота.

Белгород встретил их совсем не таким, каким положено быть умирающему городу накануне сдачи. Поглядеть на печенежское посольство сбежалось множество народа, принаряженного в вышитые рубахи с пестрыми поясками, как на праздник. На улицах, по которым проезжало посольство, было чисто, в ворота дворов были видны свежевыбеленные стены жилищ. Это оживление и многолюдство удивило печенегов, ожидавших совсем другого. Непривычных к замкнутому пространству степняков подавляла теснота тынов и домов со всех сторон. Поглядев поближе на белгородские стены, они в душе усомнились, что есть на свете сила, способная одолеть этот город.

У ворот детинца их ждал тысяцкий со своими людьми. Печенеги остановились и, сидя на конях, стали ждать, что же им скажут. Теперь они сомневались, о сдаче ли пойдет речь, но не понимали, для чего еще их могли позвать.

— Привет вам, людие степные! — сказал им тысяцкий, а Галченя тут же переводил его слова. — Как вам стоится под городом нашим, нет ли у вас каких бед, не голодно ли вам?

~Печенеги слушали его и удивлялись все больше, не понимая, предписывает ли эти вопросы русский обычай вежливости, или же русский воевода и правда спрашивает о голоде тех, кто давно должен был довести до голодной смерти его самого.

— Привет и тебе, — надменно ответил Тоньюкук, скрывая за надменностью свое удивление. — Нашим коням хватает травы. А вот вы — не пора ли тебе перестать мучить твоих людей и открыть ворота? Мы не уйдем, пока не получим то, что нам нужно.

— Эх, княжич ты мой светлый! — с отеческой заботой ответил тысяцкий. — А тебе не пора ли людей и скотину перестать томить да пустить в степи на приволье? Ведь не перестоите вы нас, хоть еще год будете стоять.

— Еще год? — Тоньюкук с показным недоверием поднял черные брови. — Велики же твои запасы, если ты сможешь кормить весь этот город еще год.

— Запасы-то велики, да запасы сии не мои, — непонятно посмеиваясь, сказал тысяцкий.

— Не твои? А чьи — княжеские?

— И не княжеские, — значительно ответил тысяцкий, словно приоткрывал священную тайну. Да так оно и было. В словах его жила тайна той силы, которая была сильнее неприступных белгородских стен. — Владеет сими запасами сама наша Земля-Матушка. Она нас и кормит, и поит. Вам не понять: у вас вся жизнь в седле да на колесах, ни один там не умрет, где родился. А у нас — иное дело. Мы на своей земле живем, ее любим и почитаем от дедов до внуков. Она за сию любовь и почтение благодарит — кормит нас и такую силу дает, что никакой силе нас не одолеть.

— Мне непонятна твоя речь, — ответил Тоньюкук, с недоверием слушавший его. — Да, вы весь век сидите на одном месте и в ваших городах не веет свежим ветром. Но чем ваша земля поможет вам теперь? Вы едите землю?

Он усмехнулся, но в глубине души был встревожен уверенным и даже снисходительным видом русского воеводы.

— Не едим мы землю, а все же питаемся от земли, — ответил тысяцкий Тоньюкуку. — Не верите, так прошу, пожалуйте, сами поглядите. Только коней своих здесь оставьте, коням в священное наше место ступать не дозволено.

Требование оставить коней не понравилось печенегам, для которых конь был и божеством, и частью самого всадника, но упоминание о священном месте подействовало. Тоньюкук первым соскочил с седла и отдал повод белгородскому гридю, остальные печенеги сделали то же. Тысяцкий сошел с седла и сам повел гостей в детинец. Те шли за ним, пытаясь вообразить, что же могут им показать, но уже готовые увидеть самое невероятное чудо. Да и мало ли чудес в этой многолюдной и такой богатой земле?

Тоньюкук шел первым, стараясь ступать уверенно, но чувствуя себя неверно и неуютно на земле среди высоких прочных построек. Всем видом он старался показать, что ему любое чудо нипочем, но в сердце его шевелился холодный, противный червячок тревоги и неуверенности. В кольце бревенчатых тынов, без любимого коня, Тоньюкук сам себе казался слабым и незначительным. Да пошлет Тэнгри-хан свои громы на головы племени, которое царапает священный лик земли своими пашнями, обременяет его тяжелыми городами-ловушками!