Колодец старого волхва

— Своя! — возмущенно воскликнул Разгон. — Это жена у меня своя, а степи — все княжеские! Ведь Мал Новгород теперь что ворота нараспашку — заезжай, незван-непрошен!

— И Васильевский воевода, стало быть, Малым Новгородом озаботился?

— Да уж наш Деяслав не глупее вашего Вышени! — обиделся Разгон. — Да вы не оттуда ли?

— Оттуда.

— А это хоть кто? — Разгон обернулся к хазарскому купцу. Всю битву тот прятался за колесом одной из повозок, а теперь два гридя вытащили его из-за кустов лощины, куда он пытался убежать, и крепко держали за плечи. Длинный нож в посеребренных ножнах они у него отобрали, а заодно и калиту.

— Сам видишь — гость хазарский! Кость Кощеева! Честный торг ведет, да только ездит мимо городов и печенегов с собой водит. Ну, гость дорогой! — Явор шагнул к хазарину, и тот присел от испуга, хотел вскинуть руки, будто защищаясь от удара, но два гридя не пустили его и толчком бросили на колени. Теперь хазарин стал совсем похож на перезрелую огромную тыкву, которая вот-вот развалится от собственной тяжести. — Что за человек был? Где ты его взял? Куда он шел? — быстро спрашивал Явор, с трудом сдерживая желание ударить кулаком в эту толстую потную рожу и глазки-щелочки.

— Я не знаю тот человек! — взвизгнул хазарин, и голос его от испуга стал совсем тонким. — Он нанялся ко мне, я его взял до моря, я не знаю его. Он сказал, его имя Талмас.

— Ведь не хазарин то был, а печенег! — Повернувшись к Разгону, чтобы не видеть противную тыкву, Явор досадливо тряхнул кулаком. — Печенег да знатный воевода! Я его по прошлому лету помню! Я его признал — а он сразу бежать, да за саблю! Аи, собака, Кощеева кость, морок тебя возьми, тур тебя топчи!

— Смотри, Яворе! — окликнул его Изрочен.

Явор обернулся — кметь стоял над трупом зарубленного степняка. Концом меча он скинул с головы убитого шапку, и в примятую, забрызганную кровью траву выпала черная коса, много дней не чесанная, свалявшаяся под шапкой. Еще один печенег.

— Поглядите, нет ли еще, — велел Явор гридям, окинув взглядом убитых и связанных пленных. — Вот, в дурной час я в путь выехал, Попутнику жертвы не дал! Мало мне баб со стариками…

— Каких? — удивился Разгон.

— Из Мала Новгорода. — Явор махнул в сторону перелеска, где меж ветвями уже показались испуганные лица. — Забрал оттуда остатних. Что же, вовсе там пропадать одним? А ты, друже, будь ласков, поедем со мной в Белгород. И полон довезем, и воеводам расскажем, как дело было.

— Чего же, поедем, — согласился Разгон. — Ой, Господи Иисусе! — воскликнул он вдруг, изменившись в лице и глядя куда-то мимо Явора.

Явор обернулся. Из-за деревьев вышла Медвянка и приближалась к мужчинам. Услышав в первый миг русские боевые кличи и увидев русских всадников, она тут же поверила, что теперь они спасены. Это было то самое чудо, которого она ждала, и она не удивилась, так все и должно было быть. Теперь она снова готова была улыбаться — беда отступила, все вернулось на свои места, а значит, было хорошо. Только щеки ее от недавнего ужаса были бледнее, а глаза блестели больше обычного. Но и такой Медвянка показалась Разгону очень красивой. Лицо его прояснилось, он молодецки подбоченился, загордившись тем, как славно бился на ее глазах.

— И эта из Мала Новгорода? — с задорным изумлением воскликнул он. — Как же печенеги такую проглядели?

— Нет, эта наша, белгородская, — ответил Явор, словно невзначай заслоняя собой Медвянку от загоревшихся глаз Разгона. Сам он только теперь о ней вспомнил, и вид ее заставил его наконец перевести дух — отбились, слава Перуну!

А Медвянка, даже не замечая Разгона, устремилась к Явору, но остановилась шага за три. Ей хотелось броситься к нему, прикоснуться, убедиться, что он жив и здоров. Но блеск кольчуги и остатки жесткого напряжения битвы в его лице пугали ее, она не решалась подойти ближе. Это опять был новый Явор — непримиримый воин, несущий смерть врагу.

— Что, напугалась? — спросил у нее Явор. Ушедший печенег занимал в его мыслях гораздо больше места, чем Медвянка, но с ее появлением ему пришлось потесниться. — Не бойся, обошлось. Вон наши живы все. Сейчас домой тронемся.

Он стал стягивать кольчугу — после битвы, под ярким солнцем, в ней было слишком жарко. Свернув ее и сунув снова в седельную сумку, Явор вытер взмокший лоб рукавом. Подойдя, Медвянка молча протянула ему платок. Поистине сама богиня Макошь соткала его: ни один из Медвянкиных платков не переживал еще столько приключений. Явор усмехнулся, взял ее руку с платком и приложил к своему лицу. Прохладная ладонь девушки совсем успокоила его, он пришел в себя, обрел равновесие духа, отличающее названых сыновей Перуна. Подхватив Медвянку на руки, Явор снова посадил ее на коня.