Колодец времени - книга исторических поэм (СИ)

Были готовы они возгорается от факелов дымных.

Перед кострами толпой двести римлян отборных сидели.

Их в гладиаторы выбрал с утра Публикор, как ланиста.

Всех этих пленных вчера победители видели в деле,

Жертвами будут достойными, храбро умрут и не быстро.

Были префекты из конницы, центурионы, деканы,

Галлы из ал и трибуны, бывалые легионеры.

С лицами, словно из камня, безжизненные истуканы,

Ждали они страшной смерти позорной для римлян без меры.

Кладбище их ожидало для самых никчёмных, ничтожных,

Семьи теряли гражданство и право жить в Риме и рядом,

Им оставалось принять клички вместо имён невозможных,

В собственность бога они превращались кровавым обрядом.

Стали костры зажигать погребальные с мёртвыми быстро,

Грустно огонь расползался, дрова и смолу поедая,

Он то гудел, то свистел танцем нот звукового регистра,

Плату Харону с незрячих глазниц второпях собирая.

Птицы кричали зловеще и реяли в солнце закатном,

Земли италиков молча разлили глубокие тени,

Боги стояли незримой стеной в небосклоне громадном,

Видя, как сильные мира сего встали здесь на колени.

Мрачно из кресла поднялся Спартак, и ему было больно.

Труд непростого сражения всаднику дорого стоил.

На Агафирса опёрся, поднялся на камень огромный,

Старые раны болели и сильный ушиб беспокоил.

Горны вовсю затрубили на поле, застыли отряды.

Были самниты и бруттии здесь, и италиков масса.

Люди Липида, Сартория, Мария, словно плеяды,

Галлы, германцы и скифы, понтийцы и горцы с Кавказа.

Грустно взирали они на горящих друзей между брёвен,

Думали разное, может, молились, детей вспоминали,

Может, клялись отомстить тем, кто в этом виновен.

Были такие, что поски хлебнув, стоя просто дремали.

Вот стал Спартак говорить и слова разносили повтором.

Вплоть до последних рядов повторяли их и доводили.

Руку подняв высоко, он смотрел проницательным взором,

Словно грядущее видел и звёзды ему лишь светили:

'Боги ведут нас по жизни, решают за нас очень много.

Вот и вчера нам победу они принесли малой кровью.

Зевсом, Юпитером, Митрой, Астартой открыта дорога,

Нам остаётся пройти по дороге с сыновней любовью.

Разные судьбы у всех, кто собрался сегодня на поле,

Много италиков бьются за полное право гражданства,

Есть, кто от рабства и пыток сбежал, мстит своей рабской доле,

Родину больше не помня, сражаются ради бунтарства.

Знаю таких, кто пришёл заработать, пришёл за богатством,

Вместо трудов землепашца, поборы кого задушили,

Многие здесь занимались торговлей людьми и пиратством,

Шли в гладиаторы сами, по найму убийцами были!

Стал я над вами военным вождём совершенно случайно,

Имя своё не могу я открыть настоящее в страхе.

Род мой во фракии может Лукулл перебить моментально,

Взял он во Фракии много селений в кровавом размахе.

Мы продолжаем войну с гнусным Римом, тюрьмой всех народов,

Легче для порабощенных племён будет доля при этом.

Вот смысл от наших больших италийских военных походов,

Вместе всем миром на север пойдём и на Рим этим летом!'

Вой одобрения разноголосый над войском раздался,

Крики 'Спартак, мы с тобой!' и 'Спартак, претор наш!' разносились,

Вождь всем руками махал, Крикс молчал, Ганник лишь улыбался.

Громко стучали вокруг о щиты, дули в горны и кони бесились.

'Слушайте! - вновь попытался Спартак говорить, - замолчите!'

Сильно уже разгорелись костры и поплыл смрадный запах,

Труп, то один, то другой, оживал на секунду в своей пирамиде,

Корчился в пламени в искрах, треске, щелчках, вздохах и храпах.

Крики и шум постепенно затихли, и вождь смог продолжить

'Наши товарищи, храбро сражаясь, в сражении пали.

Гении их и юноны, всё в жизни должны подытожить.

Все их пенаты и лары умолкли в тоске и печали.

Добрые маны и злые лемуры вокруг затаились,

Знание древних этрусков взывает о жертвах обильных.

Так же, как раньше Юпитеру грозному жертвы дарились,

Бой гладиаторов мы проведём из противников сильных.

Тот, кто останется жив, будет нами отпущен с почётом,

Кто победит в паре, бьётся с другим победителем в паре.

Станет эдилом Гай Ганник, и ведать он будет подсчётом,

Пусть начинают сражаться ничтожные римские твари!'

Жребием пары отобраны были, расставлены между кострами.

Шлемы надели на них, и щиты и мечи дали в руки.

Словно привычно им роли раздали, как в греческой драме,

Авторы в амфитеатре, в придирчивом зрительском круге.

Только один из несчастных решился восстать против казни.

Меч получив, он в безумии страшном напал на охрану.

Больше не думал из пленных никто о подобном соблазне,

После того, как ему нанесли сзади страшную рану.

Быстро его оттащили к костру и добили кинжалом.

Прочие пленники тихо стояли, подавленно глядя.

Смутно надежда незримым кольцом их ещё окружала,

Призрачно жизнь обещала в смертельном обряде.

Белый платок в руки взял Ганник, медленно поднял и важно.

Все замолчали вокруг, даже птицы умолкли, казалось.

Сильно махнул он платком дав сигнал биться насмерть отважно,

Только остались стоять все являя противнику жалость.

Их стали копьями острыми в спину толкать друг на друга.

Первая кровь этих жертв пролилась от таких понуканий.

Вскоре была так разорвана их круговая порука,

Дело пошло оживлённей, до жертв первых кровопусканий.