Колодец Времени

Изар медленно нес осенние воды. Мюнхен не торопился жить, хотя возраст города говорил не о долголетии, а о бессмертии, по крайней мере в бессмертие верили горожане, считая место на холме Петра святым – намоленным монахами со времен зарождения Германской империи. Мюнхен не помнил маленькой деревянной церкви, построенной монахами из Тегернзейского монастыря во славу апостола. Мюнхен не помнил и новой каменной церкви Святого Петра, заменившей старую постройку в XIII веке. Мюнхен был верен Иоганну Баптисту Циммерману, перестроившему собор в модном некогда стиле рококо. Мюнхен был верен архитектору-творцу, сделавшему новый образ Храма нерушимым и вечным, таким нерушимым и вечным, каким нерушимым и вечным был образ Христа, образ Богочеловека, рожденного, распятого и вознесенного.

Дитрих Эккарт, отрезвевший от смерти Марии, быстро двигался по улицам Мюнхена, стараясь опередить жизнь, чтобы вытравить из сознания образ убитой любви, найти Распятого Бога, который оставался истиной среди лжи древних рукописей и обмана, что парализовал не только общество, но и друзей поэта.

«Я им верил, я им доверял… а они…»

Что сделали они, Дитрих не желал знать. Неведомая сила гнала его по старым улочкам, гнала без остановки, без передышки и привела на Мариенплац, к колонне Девы Марии.

Люди подняли Деву высоко над землей, чтобы не дотянуться до нее не только руками, но и мыслями. Люди покрыли Марию золотом, чтобы глаза, смотрящие на нее, слепли в свете солнца и прозревали в лунном свете, приняв ночь за день.

У колонны Эккарт остановился. Золотой была не скульптура – золотой была его любовь, золотой была ее любовь…

Дитрих посмотрел в небо: чистое, бездонное, оно нависло над землей, отдавая синеву и прозрачность. Поэт ощутил огромный прилив сил и, подобно свастике, повернулся против часовой стрелки, не опуская взгляда вниз, на мостовую. Весь мир завращался вокруг Эккарта, а вместе с ним и Дева Мария. Чтобы устоять на ногах, Дитрих закрыл глаза, а когда открыл их, то не поверил себе: с колонны на поэта глядела Дева Мария, глядела глазами Марии Орсиг.

- Ты отпустила меня, Мария, отпустила, как сына, отпустила, как Его, но я жив, а ты мертва. Почему? – закричал Эккарт.

Мария молчала и медленно закрывала глаза. Одежда Девы засияла на солнце – поэт замер от восхищения и в шорохе ткани разобрал слова: «Найди Распятого Бога. Найди Великого. Он должен появиться в Мюнхене».

Не раздумывая, поэт начал новые поиски, но искал уже не на городских улицах и площадях, а в соборах, заглядывая в лица распятым куклам христианского мира.

В Азамкирхе, Театинеркирхе и даже в самой высокой в Мюнхене Фрауэнкирхе Распятого Бога не было: на Эккарта с алтарей глядел не Христос, а произведения искусства, выполненные разными мастерами в разное время, искусственные образы, созданные по единому образцу, передающие единое страдание и сотворенные для одной цели – прихожане должны знать, что страдания Бога и человека несоизмеримы, что страдания человека ничтожно малы, а масштаб страданий Бога не умещается в человеческой голове. Почему Бог приковал себя к кресту, Дитрих не знал, и на этот вопрос мог ответить только Он, Распятый, но Его не было: образы были пусты и созданы руками человека-мастера, а значит, могли передавать только человеческие мысли и чувства, пусть даже возвышенные, но человеческие. Да и людей уже достаточно давно интересовал след дьявола, оставленный у входа в Собор Святой Богородицы, а не сама Богородица и ее Сын. Ради отпечатки ноги темной силы приходили туристы в Альштадт, в Фрауэнкирхе.

«Мария сказала, что Великий должен быть в Мюнхене. Остался собор Святого Петра. Если не там, то… нигде…»

В соборе Святого Петра было людно: служили мессу во славу героям войны и мученикам за веру. Дитрих присел на скамью и вслушался в слова священника:

- Что вы ищите живого среди мертвых? Так обратился архангел к женщинам, пришедшим в воскресенье к Гробу Господнему. Он воскрес. Идите и сообщите эту весть людям. Так и ваши мужья, и ваши сыновья, погибшие на фронте, не умерли, а обрели жизнь вечную. Они живы в наших сердцах…

«Что же я ищу живого среди мертвых? – спросил сам у себя Дитрих и тотчас же ответил: - Он не умер, Он вечен, Он появится в Мюнхене. Евреи распяли Его – исказили правду. Я ненавижу евреев!»

Эккарт выскочил из собора на улицу, но не затем, чтобы уйти, а затем, чтобы остудить разгоряченные мысли. Легкий порыв ветра коснулся лица, и Дитрих принял его как знак благословления, знак поддержки. Когда служба окончилась, поэт вернулся в храм и с просьбой обратился к служителю:

- Я писатель Дитрих Эккарт. Вы не могли бы мне показать церковную библиотеку: меня интересуют первые записи Евангелия. Я хочу написать книгу о распространении христианства в Германии и о тех святых отцах, которые отдали жизнь во имя веры.

- Ваш труд угоден Господу. Мы не пускаем прихожан в библиотеку, но в порядке исключения Густав проводит Вас. У Вас есть один час. Думаю, этого времени будет вполне достаточно.