Колодец забытых желаний

– Нет, блин! – рявкнул он и еще раз прижал ее к себе, а то было отпустил. – Со мной ничего не случилось, а вот ты где была?! Где ты была, я тебя спрашиваю?! Ты что, позвонить не могла?! Я тут чуть с ума не сошел!!! Я все больницы обзвонил!!! Я тете Вере звонил!! Я всем звонил!!! Где ты шлялась, черт тебя побери?! И еще в кухне окно открыто, и лужа на полу, замерзла почти!

– Я… я просто забыла закрыть, Феденька!

– Какого лешего ты его открывала-то?! И вообще, где ты была?!

– Тебя искала, – выговорила Вероника и прижалась к его майке. – Я даже к Димке ездила, к Митрофанову! Помнишь его?

Федор выпучил глаза.

– Куда ездила?! Зачем тебя к нему понесло!! Чего тебе дома-то не сиделось?!

Сверху он размашисто поцеловал ее в макушку и пристроил ей на голову щеку.

– Ма-ма! – Он потерся об нее щекой. – Где ты ночевала?

– У тебя телефон не отвечал…

– Да у него на морозе батарейки сдохли! Дерьмо потому что батарейки! Поду-умаешь, телефон не отвечал, в первый раз, что ли, у меня телефон не отвечает!

– Марья Трофимовна звонила. И еще какие-то люди. И Вера Игнатьевна, – заговорила Вероника совершенно счастливым голосом. – И по НТВ сюжет показали, что у нас в музее ЧП, и как раз в вашем отделе. Я так перепугалась, Федя, ты представить себе не можешь, как я перепугалась! И я поехала тебя искать, у тебя мобильник не отвечал.

Счастье стекло с него, как вода.

Он опустил руки, сделал шаг назад и, кажется, даже стал меньше ростом, хотя только что был здоровенный, как шкаф.

– Федя?!

Он покивал, как будто сам себе, и ушел в комнату.

– Федя?!

– Мам, ты только не переживай. Полы на кухне я вымыл.

– Какие полы?!

– Ну, где лужа была. Там еще масло какое-то было разлито, я вытер.

Вероника стащила сапоги и пошла за ним в комнату прямо в куртке.

– Феденька…

Он зачем-то трогал корешки книг огромной, совершенно мужской ладонью. Вероника смотрела на него.

Он дернул плечом.

– Мам, что ты смотришь на меня, как на покойника?!

Вероника подошла поближе и развернула его к себе. Он избегал ее взгляда, все отворачивался, косил, рассматривал пол и книги. Дались ему эти книги!..

– Федя, самое главное, что ты жив и здоров, – твердо сказала мать, как говорила когда-то в детстве. И когда она так говорила, становилось ясно, что все уладится.

Как-нибудь да уладится, ничего, не пропадем!

– Ты жив и здоров, а все остальное решаемо. Ты слышишь меня?

Он взглянул на нее.

– Мама, это я украл из музея серебро и бронзу. Демидовские.

Он ждал, что она хлопнется в обморок, или, по крайней мере, изменится в лице, или начнет, по своему обыкновению, кудахтать.

Она не сделала ни того, ни другого, ни третьего.

– Я уже догадалась.

– Ну?!

– Что – ну?!

Он опешил.

– Ну, скажи мне что-нибудь!..

Вероника подумала и сказала:

– Воровать нехорошо.

– Мама, я тебя серьезно прошу! Скажи мне что-нибудь! Я не знаю! Ну, ругай, что ли! Бейся головой о стену!

– Не буду биться, – отказалась Вероника. – То, что ты украл, ужасно. Но ты взрослый человек. Давай думай, как теперь возвращать.

То, что она сказала то же самое, что за несколько часов до нее сказал всесильный Олег Петрович, заставило Федора умолкнуть и как-то по-другому взглянуть на мать.

Она сняла куртку и почему-то положила ее на диван, где Федор корчился полночи, изнемогая от тревоги за нее и от горя. И посмотрела на него:

– Или ты не хочешь возвращать? Тебе нравится быть… вором?

– Мама!

– Нет, просто имеет смысл подумать, как выйти из положения, если тебе вором быть не нравится, а если нравится, пожалуйста, можешь быть им!

– Мама!!

– А раз так, значит, ты все вернешь. Я поговорю с Петром Ильичом, чтобы они… как это называется-то… не возбуждали дела, да?

– Мама, все не так просто, как тебе кажется!

– Может, я и вздорная старуха, – сказала мать совершенно хладнокровно, – но ты наворотил дел, и теперь их нужно приводить в порядок, просто это или сложно, теперь неважно.

– Мама, из-за меня убили человека.

Вот тут она изменилась в лице.

– Как?!

И он рассказал ей – как. Рассказал очень быстро, перескакивая с одного на другое, и этот рассказ принес ему облегчение, будто нарыв прорвался и гной вытек. Она слушала, теребя свою дурацкую шапку, и щеки у нее медленно бледнели.

– Мам, ты его знала? Этого Василия Дмитриевича?

– Знала, да, – задумчиво сказала Вероника. – Он был нашим соседом по старой квартире. Ты не помнишь. Мы переехали, когда тебе был год. То есть он расселил всю нашу коммуналку, мы и переехали-то только потому, что он нашел нам эту квартиру! А месяца два назад я его в троллейбусе встретила, он про тебя расспрашивал, такой смешной старик! Я ему рассказала, что ты уже вырос, институт давно окончил и у нас работаешь, в музее. Все рассказала, в общем.

Она опустилась на диван и потерла лицо.

– Мам, – жалобно сказал Федор, – хочешь, я тебе воду в ванну напущу?

Она посмотрела на него и улыбнулась:

– Хочу.

А он все ждал упреков! Слез, истерики, ну хоть чего-нибудь в этом духе, чтобы он снова смог пожалеть себя и воскликнуть: «Никто меня не понимает!»

– А как ты вазу разбила? Она так высоко стояла! Как ты умудрилась достать до нее?