Колокола (пер.Врангель)

Она тепло и плотно закутала маленькое, безпомощное тльце ьъ свой потертый платокъ; лихорадочною рукою ласкала она его хрупкіе члены; удобне уложила его головку и привела въ порядокъ жалкія лохмотья — пеленки. Своими дрожащими, исхудалыми руками, прижимала она его къ себ, съ твердою ршимостью никогда не разставаться съ нимъ и сухими, горячими губами запечатлла на лбу слабенькаго существа нжный поцлуй, заключавшій въ себ всю ея муку, всю долгую, послднюю агонію ея любви. Обвивъ маленькой рученкой свою шею и завернувъ ребенка складками своего платья, прижавъ его къ своему истерзанному, измученному сердцу, она прислонила къ своему плечу личико этого спящаго ангела, прильнула къ нему щекою и бгомъ направилась къ рк, катившей свои темныя и быстрыя волны, надъ которыми витала холодная ночь, какъ бы символъ послднихъ зловщихъ и мрачныхъ мыслей толпы несчастныхъ, ране Мэгъ искавшихъ здсь убжища отъ жестокихъ ударовъ судьбы.

Красноватые огоньки, мелькавшіе то тамъ, то сямъ, тусклымъ свтомъ, казались факелами, зажженными для освщенія этого пути смерти, на которомъ ни одно жилище, ни одинъ пріютъ живого существа не увидитъ своего отраженія въ глубокой, непроницаемой и грустной тьм водъ.

Къ рк! Ея шаги, направляемые отчаяніемъ къ вратамъ вчности, были такъ же быстры, какъ волны, стремившіяся къ необъятному океану! Когда она торопливо проходила мимо Тоби, по направленію къ мрачному омуту, онъ сдлалъ попытку коснуться ея, но несчастная жертва отчаянія и дикаго безумія проскользнула мимо него, увлекаемая своею жестокою и сильною любовью и отчаяніемъ, котораго никакая человческая сила не могла сдержать или остановить.

Онъ послдовалъ за нею. Передъ тмъ, какъ кинуться въ омутъ, она на минуту пріостановилась. Онъ же, упавъ на колни, испустилъ какой-то безсвязный звукъ, но полный смиренной мольбы къ духу колоколовъ, который въ это мгновеніе виталъ надъ нимъ.

— Я вынесъ испытаніе и воспринялъ его, черезъ существо, наиболе дорогое моему сердцу! — воскликнулъ онъ. — О, спасите! спасите ее!

Ему удалось коснуться пальцами ея одежды, онъ могъ схватить ее! Въ ту минуту, какъ онъ произнесъ эти слова, онъ почувствовалъ, что къ нему вернулось осязаніе и что онъ держитъ ее.

Призраки опустили глаза, зорко всматриваясь въ Тоби.

— Я принялъ испытаніе! — восклицалъ добрый старикъ. — О, сжальтесь надо мною теперь, хотя, охваченный любовью къ ней, такой юной и доброй, я тогда и клеветалъ на природу отъ имени матерей, доведенныхъ до отчаянія. Сжальтесь надъ моею самоувренностью, моею злобою и моимъ невжествомъ, но спасите ее!

Онъ почувствовалъ, что рука его слабетъ, что Мэгъ сейчасъ ускользнетъ отъ него. Призраки безмолвствовали.

— Сжальтесь-же надъ нею! — вновь воскликнулъ онъ. Она лишь вслдствіе рокового заблужденія, вызваннаго исключительною любовью, затаила въ себ это преступное намреніе! Она была увлечена любовью такою глубокою, такою безконечною, сильне и глубже которой, мы, падшіе люди, не можемъ испытать! Вспомните, какъ велики должны были быть ея страданія, разъ он привели ее къ этому! Небо задумало создать ее добродтельной; на земл не найдется матери, которую бы такая любовь къ ребенку, посл такихъ страданій, не привела бы къ такому концу! О, сжальтесь надъ моимъ дтищемъ, которое въ это самое мгновеніе, охваченное безпредльною жалостью къ своему ребенку, обрекаетъ на гибель свою душу и тло, чтобы спасти его отъ ужаса жизни!

Она была въ его объятіяхъ; съ невроятною силою прижималъ онъ ее къ своему сердцу.

— Я узнаю среди васъ духа колоколовъ! — воскликнулъ старикъ, увидвъ среди призраковъ тнь ребенка и какъ бы вдохновленный сверхъестественною силою ихъ взглядовъ. — Я знаю, что все счастье, все благо нашего существованія находится въ рукахъ провиднія — времени. Я знаю, что время, какъ океанъ поднимется когда нибудь и смететъ, какъ сухой листъ, всхъ тхъ, кто насъ угнетаетъ и оскорбляетъ. Я вижу это. Приливъ уже начался. Я знаю, что мы должны врить, надяться и не сомнваться ни въ самихъ себ, ни въ другихъ. Я позналъ это черезъ самое близкое и дорогое моему сердцу существо. Я опять держу его въ своихъ объятіяхъ. О, милосердные и добрые люди, какъ благодаренъ я вамъ!

Онъ могъ еще много сказать, но колокола, его колокола, колокола, которые такъ давно уже были близки ему, эти дорогіе, врные его друзья, начали свой радостный, веселый трезвонъ, чтобы объявить о наступленіи новаго года. Звонъ этотъ былъ такъ оживленъ, такъ игривъ, такъ радостенъ, звучалъ такимъ счастьемъ, что Тоби быстро вскочилъ на ноги и освободился отъ сковывавшихъ его чаръ….

— Говори, что хочешь, отецъ, но отнын ты не будешь есть рубцовъ, не посовтовавшись ране съ докторомъ, потому что сонъ твой былъ слишкомъ тревоженъ. Увряю тебя, отецъ!