Колокола (пер.Врангель)

— Полно, полно, — повторялъ онъ, положивъ об руки въ карманы, — не слдуетъ такъ предаваться отчаянію, увряю васъ. Это, прежде всего, вредно! Надо бороться энергично съ самимъ собою. Что было бы со мною, говорящимъ теперь съ вами, еслибы я поддался охватившему меня горю, когда я былъ швейцаромъ и у нашего подъзда стояло до шесты каретъ, запряженныхъ каждая парою бшеныхъ лошадей, безустанно брыкающихся въ теченіе всего вечера? Но нтъ! Я не терялъ голову и сохранялъ присутствіе духа и лишь съ большою осторожностью отворялъ двери.

Тоби опять услышалъ голоса, говорящіе ему:

— Слдуй за нею! — Онъ обернулся къ своему проводнику и увидлъ какъ тотъ, поднявшись въ воздух исчезалъ, не переставая повторять:

— Слдуй за нею! Слдуй за нею! — Тогда онъ сталъ витать вокругъ своей дочери, прислъ у ея ногъ, внимательно вглядывался въ ея лицо, стараясь отыскать въ немъ слды прошлаго; улавливалъ звукъ ея, когда-то такого нжнаго голоса. Онъ леталъ вокругъ ея ребенка, этого несчастнаго маленькаго существа, блдненькаго, преждевременно состарившагося, наводящаго страхъ своимъ серіознымъ, величавымъ выраженіемъ не дтскаго личика; своею впалою, задыхающеюся грудкою, съ вырывающимся изъ нея полу-заглушенными, зловщими, жалобными стонами… Къ этому ребенку онъ питалъ чувство какого то боготворенія, онъ цплялся за него, какъ за единственное спасеніе дочери; видлъ въ немъ то единственное звено, которое еще могло связать ее съ ея преисполненнымъ страданія существованіемъ. Онъ возлагалъ на эту тщедушную головку вс свои родительскія надежды, трепетно присматриваясь къ каждому взгляду его матери, направленному на него, въ то время, какъ она его держала на рукахъ, и тысячи разъ восклицалъ:

— Она его любитъ! Хвала Богу! Она любитъ его! — Онъ видлъ, какъ добрая сосдка пришла провести съ ней вечеръ, посл того, какъ ея ворчливый мужъ заснулъ и вокругъ нея водворилась тишина; какъ та подбадривала ее, плакала вмст съ нею, приносила ей пищу. Онъ видлъ, какъ стало разсвтать, какъ опять наступила ночь, какъ дни и ночи слдовали за днями и ночами, какъ безостановочно шло время, какъ покойникъ покинулъ навсегда свой домъ и какъ Мэгъ осталась одинокой со своимъ ребенкомъ въ этой грустной комнат; какъ ребенокъ плакалъ и стоналъ. Онъ видлъ какъ онъ ее мучилъ, утомлялъ, и какъ она, выбившись изъ силъ, засыпала, а онъ вновь призывалъ ее къ сознанію и маленькими рученками возвращалъ къ колесу пытокъ. Она не переставала быть попрежнему внимательной, нжной, терпливой! Въ глубин души и сердца она не переставала быть его матерью, его нжной матерью и слабое бытіе этого маленькаго ангелочка было также тсно связано съ ея существованіемъ, какъ и въ то время, когда она его еще носила подъ сердцемъ.

Нищета, однако, все боле давала себя знать. Мэгъ быстро таяла, будучи жертвою ужасныхъ мучительныхъ лишеній. Съ ребенкомъ на рукахъ она всюду блуждала, отыскивая работы. Когда она находила ее за ничтожное вознагражденіе, она не жаля себя, неустанно работала, держа блдненькаго младенца на колнахъ, ежесекундно взглядывая на него помутнвшими глазами. Цлая ночь и цлый день тяжелаго труда давали ей столько же пенсовъ, сколько было цифръ на часахъ. Была ли она хоть когда нибудь жестока или невнимательна къ своему ребенку? Хоть разъ взглянула ли она на него съ нелюбовью? Ударила ли она его когда нибудь въ минуту мимолетнаго самозабвенія? О, нтъ! Она его всегда любила! Въ этомъ сознаніи Тоби находилъ утшеніе.

Она ни съ кмъ не говорила о безвыходности своего положенія и безцльно выходила изъ дому на весь день, изъ страха, что съ нею можетъ объ этомъ заговорить ея единственный другъ, такъ какъ оказываемыя ей сосдкой помощь порождала между нею и ея мужемъ постоянно повторявшіяся столкновенія, и для бдной Мэгъ каждый разъ было поводомъ къ страданію сознаніе, что изъ за нее происходили ежедневныя ссоры и безконечныя разногласія у людей, которымъ она уже столькимъ обязана.

Она все попрежнему продолжала любить ребенка, она даже все больше и больше любила его. Но настало время, когда любовь эта выразилась въ иной форм. Однажды вечеромъ она въ полголоса напвала, чтобы убаюкать ребенка, котораго она держала на рукахъ, ходя взадъ и впередъ по комнат. Въ это время дверь тихо отворилась и въ ней показался человкъ.

— Въ послдній разъ, — сказалъ онъ входя.

— Вилліамъ Фернъ! — сказала Мэгъ.

— Въ послдній разъ!

Онъ сталъ прислушиваться, какъ человкъ, который боится преслдованій, потомъ прибавилъ шопотомъ:

— Маргарита, путь мой оконченъ. Я не могъ завершить его, не сказавъ вамъ прощальнаго слова, не выразивъ вамъ, хоть однимъ словомъ моей признательности.

— Что вы сдлали?… — спросила она, глядя на него испуганными глазами. Онъ въ свою очередь посмотрлъ на нее, но не отвчалъ на ея вопросъ. Посл минутнаго молчанія, онъ сдлалъ движеніе рукою, какъ будто желая устранить разспросы Мэгъ, отодвинуть ихъ возможно дальше и потомъ сказалъ ей: