Колокола (пер.Врангель)

— Это было очень давно, Маргарита, но эту ночь я буду помнить всегда. Мы никакъ не думали тогда, — прибавилъ онъ озираясь, — что когда нибудь намъ придется встртиться такъ. Это вашъ ребенокъ, Маргарита? Позвольте мн взять его на руки. Позвольте мн подержать ваше дитя.

Положивъ шляпу на полъ, онъ взялъ ребенка. При этомъ онь дрожалъ съ головы до ногъ.

— Это двочка?

— Да.

Билль закрылъ ея личико рукою.

— Смотрите, Маргарита, какъ я сталъ слабъ. Я не имю даже духа посмотрть на нее. Оставьте, оставьте ее мн еще на минуту. Я ей не причиню вреда. Это было давно, давно… Какъ ее зовутъ?

— Маргарита, — отвтила мать.

— Какъ я этому радъ, — сказалъ онъ, — какъ я этому радъ!

Казалось, что онъ сталъ дышать свободне. Черезъ нсколько мгновеній онъ снялъ руку и взглянулъ ребенку въ лицо. Но сейчасъ же онъ опять его закрылъ.

— Маргарита, — сказалъ онъ передавая ей ребенка, — она олицетворенная Лиліанъ.

— Лиліанъ?…

— Я держалъ Лиліанъ на рукахъ такимъ же маленькимъ существомъ, когда мать ее умерла, оставивъ сиротой.

— Когда мать Лиліанъ умерла и оставила ее сиротой! — повторила Мэгъ, съ растеряннымъ видомъ.

— Какъ пронзительно вы кричите! Отчего ваши глаза такъ пронизываютъ меня, Маргарита?

Она опустилась на стулъ, прижала ребенка къ своей груди, обливая его слезами. Минутами она прерывала свои ласки, чтобы устремить свой полный отчаянія взглядъ на личико маленькаго безпомощнаго существа. Потомъ она съ еще большею страстностью принималась цловать его Въ т минуты, когда она такъ внимательно останавливала на немъ свой взглядъ, въ немъ вмст съ любовью было замтно выраженіе чего то жестокаго. Въ такія минуты старику-отцу, слдившему съ волненіемъ за дочерью, становилось страшно.

— Слдуй за нею! — произнесъ голосъ, внукъ котораго отдался по всему дому. — Прими этотъ урокъ отъ самаго теб близкаго существа!

— Маргарита, — сказалъ Фернъ, склоняясь къ ней и цлуя ее въ лобъ, — въ послдній разъ благодарю васъ! Прощайте! Дайте мн вашу руку и скажите, что отнын вы забудете меня и постараетесь убдить себя, что съ этой минуты я перестану существовать.

— Что вы сдлали? — спросила она еще разъ.

— Сегодня вечеромъ будетъ пожаръ, — отвтилъ онъ, отходя на нсколько шаговъ. — Эту зиму произойдутъ пожары, чтобы освтить темныя ночи свера, юга и запада. Когда вы увидите отдаленное зарево, то знайте, что это зарево огромнаго пожара. Когда вы увидите это, Маргарита, то не вспоминайте боле меня, а если вспомните, то подумайте въ тоже время, какой адъ возгорлся въ душ моей и вообразите, что на неб вы видите его отраженіе. Прощайте.

Мэгъ стала его звать, но его уже не было. Она сла, какъ ошеломленная, пока крики ребенка не напомнили ей голодъ, холодъ, темноту. Всю ночь она бродила по комнат съ ребенкомъ на рукахъ, стараясь успокоить его, заставить умолкнуть его крики. Временами она повторяла

— Совсмъ Лиліанъ, когда мать ея умерла и оставила ее одинокой!

Отчего шаги ея длались такими порывистыми? Отчего глядла она такъ растерянно? Отчего въ выраженіи ея глазъ, полныхъ такой любви къ ея ребенку, мгновеніями проскальзывало что то дикое и жестокое, каждый разъ когда она повторяла эти слова?

— Это ничто иное, какъ любовь, — успокаивалъ себя Тоби, съ безпокойствомъ слдя за дочерью. — Бдная, бдная Мэгъ!

На слдующее утро она особенно тщательно одла ребенка, хотя и трудно это было сдлать при недостатк у ней одежды и еще разъ попыталась найти хоть какія нибудь средства къ жизни. Это былъ послдній день года. До самой ночи пробыла она вн дома, въ поискахъ работы; весь день она ничего не ла и не пила; но вс ея старанія были напрасны.

Въ отчаяніи она смшалась съ толпой бдняковъ стоявшей въ снгу, пока господинъ, которому была поручена раздача милостыни отъ какого то благотворительнаго общества, не соблаговолилъ позвать ихъ. Эта общественная, т. е., я хотлъ сказать, законная помощь ничуть не напоминаетъ и ничуть не походитъ на ту, которая когда то была провозглашена (какъ вы, конечно, знаете) въ нагорной проповди. А потому чиновникъ грубо допросивъ горемыкъ, сказалъ однимъ:- «идите туда то, другимъ:- „приходите на будущей недл“. Онъ игралъ ими какъ мячиками. Одного просто отгонялъ, другого заставлялъ идти то туда, то сюда, переходить изъ рукъ въ руки, изъ дома въ домъ, пока замученный нуждою и усталостью несчастный не изнемогалъ и не умиралъ, если только не подымался, собравъ послднія силы, чтобы начать воровать. Тогда онъ становился привилегированнымъ преступникомъ, требованія котораго не подлежали отсрочк. Но и тутъ Мэгъ потерпла неудачу, такъ какъ она любила своего ребенка и хотла оставить его при себ, прижавъ близко къ своему сердцу. Этого было достаточно, чтобы получить отказъ.